После того как Серебровский отказался отпустить меня в экспедицию, я встретился с Корбушем, находившимся в это время в командировке в Москве, и дал согласие работать у него при условии, что через год он поможет мне уехать на Колыму. Корбут согласился. Мы заключили устное «джентльменское» соглашение, и я поехал на Джетыгару.
Проработав год в Джетыгаразолоте и закончив отчет по разведке, я напомнил Корбушу о нашем соглашении. Корбуш оказался джентльменом в полном смысле этого слова. После безуспешной попытки отговорить меня от этой безрассудной, с его точки зрения, затеи, он сумел «обменять» меня (положение с кадрами в то время было очень тяжелое) на работника Геолкома В. И. Попова.
У меня до сих пор сохранилась бумажка, в которой значится, что «работник Союззолота В. И. Вронский откомандировывается в ЦНИГРИ (т. е. Центральный научно-исследовательский геологоразведочный институт) в обмен на работника последнего В. И. Попова».
И вот мечта сбылась. Я еду на Колыму в составе экспедиции, которая будет вести геологопоисковые работы на новой, еще не исследованной территории. Как все это заманчиво и интересно! О предстоящих трудностях не думается. В мечтах Колыма представляется роскошной розой, лишенной шипов.
Единственным темным пятном на общем светлом фоне была необходимость оставить в Москве двух крошек детей. Жена после долгого мучительного раздумья решила ехать со мной. Встал вопрос; как быть с детьми? После долгих поисков, мучительных сомнений и переживаний мы оставили наших малышей, полуторагодовалого и трехлетнего, на попечение знакомых, которые в дополнение к заботам о своих детях примерно такого же возраста взяли на себя тяжелую ответственность за наших ребят.
Можно представить себе, с каким тяжелым чувством расставались мы с малышами, особенно их мать — маленькая хрупкая женщина с черными заплаканными глазами и большой мужественной душой.
Договор у нас был заключен на полтора года. Два лета и одну зиму должны были мы провести на Колыме, прежде чем выехать в отпуск или уволиться из экспедиции. Фактически мы на полтора года были полностью или почти полностью оторваны от детей, поскольку в то время, связь с этим далеким, заброшенным краем практически отсутствовала.
В 1931 году путь на Колыму был сложным и длительным. До Владивостока надо было ехать поездом, затем пароходом до бухты Нагаева, а дальше… дальше как придется…
Я ехал в качестве начальника полевой партии, моя жена — коллектором.
