Говорящая ветошь (nocturnes & nightmares) | страница 14



Итак, перечитывая книгу Игоря Левшина (и лучше не один, не два раза) мы обнаруживаем: во-первых, эти тексты представляют собой единство, целостность, со своими продолжающимися сюжетами (пучками сюжетов) – и многие остались вне нашего рассмотрения; во-вторых, это единство внутренне противоречиво (и противоречия – определяющие для его существования), а носителями противоречивости оказываются как сам герой-автор, так и его маски-персонажи; в-третьих (потому что без третьего нельзя), эти тексты весьма успешно отражают то пространство, в котором мы живем (или думаем, что живем). Я имею в виду сосуществование и взаимопроникновение (то есть одно переходит в другое и обратно) бунта, противостояния и рабской покорности, конформизма, жесткой взаимосвязанности всех (если не взаимозависимости) и не менее жесткой отторженности друг от друга; комфорта (или стремления к нему) и странным образом именно комфортом определяемой неустроенности…

Неустроенность, несчастливость, беспомощность перед ними и обреченность на них и вызывают то яростность этих текстов, то их тихую тоску и печаль.

Олег Дарк

Ноосферату

nightmare #330: посетитель

…некто утлый но жуткий
зачатый от слезы ребенка
скрыт
в утлом крематории своих
мыслей…
– Воздуха!
– расстегните ворот!
– разорвите рубашку!
куда там…
незримо
рифмованный перитонит мечет
норовит
трепещет
ужом лезет
в неевклидов лаз зла
– Душный!
– разбейте окна!
– разбейте всё!!
…кааааак жахнет топор-вешатель
в самое порево их математики
приблатненной!
– Вдребезги!
(а туда же)

«Подвези меня, таксидермист…»

# # # #
Подвези меня, таксидермист
на вокзал, где чучела в почтовых
что таращишь зенки, командир?
едем! я плачу, а ты командуй
где ж зелёный огонек?
где голубой?
где токсидо-фрак?
в гробу из габардина?
кирасиры где?
где гвоздодёры?
зашаталась времени времянка?
где вообще слова?
где их значенья?
чтобы с полужеста, с полуслова?
всё теперь у вас – в такси дермистов
(извини, ворчлив я стал под старость)
(вот сижу в баварской деревушке,
прячусь от себя и кредиторов)
(я сижу в усталой комнатёнке
среди книг и чучельников чучел)

Торопуло обвел глазами комнату кустаря-одиночки. Валялись древесные стружки и вата, лежали нитки и шпагат, был рассыпан гипс; в углу Торопуло увидел паклю, на стене проволоку, в ящичках на столе лежали различного цвета глаза и акварельные краски. Под столом были сложены дощечки и рядом с ними цветы, морская и болотная трава; на столе стакан чая и конфетки «Дюшес».

Константин Вагинов. «Бамбочада».