Она втиснулась в нашу комнатку и посмотрела на увесистую полку под потолком.
– Накой она вам? – уже совсем безучастно спросила бабушка.
В характере Элен была черта всегда выжидать момента, когда я приму огонь на себя, и после вступать в разговор со своими изящными объяснениями. Она называла это – “вести диалог”. Ума не приложу, где она набралась этих слов.
– Это для моих журналов, – объяснила Элен и ножкой пододвинула к бабушке коробку с журналами “Лиза”.
– Держи их в коробке, че пыль-то собирать, – не понимала бабушка.
Кстати сказать, все дедушкины журналы “За рулем” она хранила ровными стопками в шкафу под телевизором.
– С полки их будет удобно брать. И вообще… – сказала Элен и отвернулась к окну, – это красиво.
Последнее – про красиво – для бабушки не означало ровным счетом ничего, но было сильным аргументом, не чтобы согласиться, а чтобы просто закончить разговор.
– Есть будете? – спросила она.
– Будем! – в голос ответили мы.
Приподняв крышку глубокой чугунной сковороды и заглянув в ее парящее нутро, я расстроилась. Бабушка хорошо знала, что любила Элен, поэтому на ужин были котлеты. Упругие и сочные плоды ее красоты вызревали только от плотной мясной пищи. Как настоящая королева, она была кровожадна, поэтому конфетные пироги и блины с вареньем никак не могли насытить ее тело и душу.
Я вяло жевала сочащуюся теплым маслом котлету и наблюдала за Элен. Ее трапеза была ритуалом. Она ела медленно и с аппетитом. Отщипывая от котлеты подрумяненный бок, она клала его в рот, из-за чего ее влажные губы вытягивались буквой “о” и так замирали на время. Потом она сглатывала мясной сок и медленно начинала разминать кусок во рту до тех пор, пока он не растворялся полностью. Спину она держала по-царски прямо и никогда не клала на стол локти. Времени на еду, как, впрочем, и самой еды, ей всегда требовалось в два раза больше, чем мне. Я уже давно проглотила то немногое, что бабушка положила мне на тарелку и начинала скучать, сидя возле неподвижной немой Элен.
– Я пойду в комнату, – сказала я ей и встала со стула.
– Подожди, сколько сейчас времени? – очнувшись, неожиданно спросила она.
– Не знаю, где-то полседьмого наверно.
– “Просто Мария” ведь началась! – воскликнула Элен.
В ту самую минуту в соседней комнате бабушка включила телевизор, и в кухню влетели встревоженные любовными признаниями знакомые голоса. Элен в спешке проглотила последний кусок и побежала к телевизору.
Когда я вошла в комнату, бабушка, раскрасневшаяся то ли от постыдных и приятных сцен, то ли от невозможной духоты расплывалась всем телом по дивану. Элен полулежала в кресле. У меня было около часа, чтобы побыть наедине со своими мыслями, и я незамедлительно шмыгнула в свою комнату. Прежде чем устроиться на кровати, я приподняла край занавески и в маленький просвет между цветочными горшками прицелилась взглядом в окна дома напротив. Одно из окон было открыто настежь, и ветер трепал его белую кружевную занавеску. Мне чудилась невеста в свадебной вуали, сидящая на окне и дразнящая меня своим новоиспеченным счастьем.
