Красавчик
– Немного левее. Теперь – чуть правее, – говорила Элен, когда я одной рукой удерживала полку, а другой – молоток, вися под потолком.
– Вот так? Или выше?
– Да-да, вот так – хорошо.
– Все! Приколачиваю! – предупредила я ее.
Она присела на корточки, зажмурилась и закрыла уши руками. Я вставила гвоздь в металлическую петлю крепления и ударила со всего маху.
Когда-то, еще до нашего с Элен рождения, небольшой бабушкин домик был одной комнатой на четыре окна с кухней и печью посередине. Таким его помнила моя мать и часто рассказывала, как подростком в поисках укромного уголка влезала на печь и наглухо ее зашторивала. Когда они с братом выросли и одетились, дед решил отгородить место для молодых гостей. Перегородку он соорудил сам из толстого деревянного бруса, сам же оклеил ее обоями. Остальные стены покрывал слой сыпучей штукатурки, уложенный на дранку. Помню еще совсем детьми, оторвав кусок обоев за кроватью, мы с Элен сделали сказочное открытие – стена была деревянной. А в мастерской у деда я уже давно приметила молоток и гвозди. С тех пор каждое лето мы прибивали на нее то рамки с фотографиями Элен, то вешалки для ее платьев, превращая ее в “стену бабушкиного плача”.
– Что вы там опять колотите? – крикнула бабушка из кухни.
Элен открыла уши и с видом нагадившего под кресло щенка чиркнула пальцем по горлу, как бы говоря – нам конец. Я отчаянно всадила в стену последние два гвоздя. И, когда все стихло, мы услышали, как из соседней комнаты, шурша пятками, на нас надвигалась неминуемая расплата. Я рухнула на кровать и, взяв в руки книгу, открыла ее на первой попавшейся странице. Элен села напротив меня у окна. Бабушка открыла дверь и заглянула в крошечную комнату, как в купе поезда.
– Так! Что на этот раз? – серьезно спросила она.
Я выждала момент, дочитала не начатое предложение и перевела на нее глаза.
– Ничего особенного – прибили верхнюю полку, – спокойно ответила я и подивилась тому, как после моих слов ситуация и впрямь стала напоминать сцену в купе.
– Ну-ка? Где?
Странная вещь, но смерть деда сделала одинокой не только бабушку, казалось, весь дом осиротел после его ухода. Еще пару лет назад она задала бы нам крепкую взбучку за испорченные обои, разбитую вазу или белые круги на полированном столе, теперь же ей больше не было до этого дела. До последнего гвоздя построенный дедовыми руками дом был его детищем и одновременно ценным подарком по случаю их совместной с бабушкой жизни. И бабушка, в свою очередь, рьяно и ревностно, как волчица, хранила и оберегала его от любых напастей. Сейчас она еще могла прикрикнуть на нас, нещадно рушащих ее храм, но голос ее становился все тише и равнодушней.
