Водонапорная башня | страница 38
– Что так смотришь? Если моя маленькая Кэт хочет показать что-то, значит – мы поедем на это что-то смотреть.
– На мотоцикле? – переспросила я, чтобы убедиться, что все верно расслышала.
– Да, на нем. Ты когда-нибудь каталась на мотоцикле?
– Нет, никогда.
– Вот и отлично. Дай мне пару дней, и я все устрою.
– Только вот еще что, Элен… – опять начала я и смолкла.
– Что?
– Ехать надо непременно ночью, перед самым рассветом.
– Вон оно как, – протянула она. – Ты меня заинтриговала.
– Да, Элен, непременно ночью, – взволнованно повторила я.
– Ночью, значит – ночью, – согласилась Элен.
Она приподнялась, села в кровати и, сделав глубокий вдох, крикнула в открытое окно, будто бросала боевой клич:
– А теперь?!
– Купаться! – в голос прокричали мы и засмеялись.
Купание было одним из тех приятных занятий, которыми мы открывали наше лето. За многие годы это превратилось уже в традицию, и нам обеим казалось, что ее несоблюдение обязательно повлекло бы за собой непредсказуемые последствия. Поэтому пойти искупаться было едва ли не первым, что мы спешили проделать вместе.
На краю деревни был большой пруд с шумной заводской плотиной по середине и камышам вдоль удаленных от плотины берегов. Питала водоем маленькая речушка, которая текла со стороны колхозных хозяйств и, пробегая деревню, раздавалась в размерах, и образовывала запруду. Вода в пруду была бурая, как чечевичный суп, а на дне покоились острые скользкие камни. Берег, с которого все купались, входил в воду лысым пологим мысом. Мыс был заметен издалека, даже с дороги, поэтому мимо проезжающие дачники всегда останавливались на нем, чтобы освежиться.
Как только мы прошли последнюю улицу, тянущуюся вдоль пруда, до наших ушей донеслись громкий смех и пронзительный детский визг. Высокая, густо разросшаяся акация в саду перед крайним к мысу домом клонилась к самой дороге и закрывала собой вид на воду. Радостные голоса кружили над нами и мешались в один сплошной какой-то птичий галдеж. Элен нагнулась, прошла под акациями и подняла их усыпанные резными листьями ветви, освободив мне путь. Я пригнула голову и нырнула под навес кудрявой зелени. Мы повернули за угол дома, и нашему взгляду открылась длинная полоска усыпанного людьми пляжа.
– Ну, и народу! – протянула я.
– Да, людно сегодня, – сказала Элен и зашагала вперед по колкой высокой траве.
На ней были короткие белые шорты и полосатая рубашка, концы которой она высоко связала под самой грудью. Волосы ее были убраны в хвост, и я могла видеть милый пушок на ее затылке и за ушами. Я шла позади и несла два полотенца, плед и бутылку с водой, Элен – пару своих девичьих журналов и банку какого-то крема. Мы подошли ближе. Всюду на примятой траве лежали загорающие, вокруг них резвились красные от радости и солнца дети, бесформенной массой из голых рук и ног кишила каменистая смурая отмель. Элен встала посреди этого моря незнакомых обнаженных тел и стала что-то увлеченно разглядывать .