Чувством уверенности и особенной скромностью звучат его слова:
«Среди ученых, я думаю, не найдется никого, кто считал бы, что мой метод способен скорее породить чуму, чем ее искоренить; ведь я не советую делать прививание чумы, когда она не распространена. Лишь при наличии этого ужасного бича народов следует, по-моему, делать прививание. Будет ли эта операция менее благотворной для людей, чем она некогда была в Сибири, когда жестокая оспенная эпидемия косила заболевших? Оспенный яд, смягченный инокуляцией, совершенно изменял свой характер, если верить медицинской литературе; неужели прививание будет менее способно изменить характер чумы? Хочу верить противоположному и тем более льщусь сладкой надеждой, что я трижды перенес эту страшную болезнь, и мне кажется, что провидение сохранило мне жизнь, чтобы я в дальнейшем мог похитить у чумы ее жертвы».
Вспомним, что свои мысли Самойлович высказывал 170 лет назад, когда о болезнетворных микробах еще ничего не знали.
Это был истинный новатор; он доказывал, что бубонной чумой можно заболеть только от соприкосновения с больными. Самойлович, не зная еще о переносчиках болезни, — да и кто в то время знал о них, — смело и последовательно отрицал возможность переноса бубонной чумы воздухом.
Чуму, считает Самойлович, можно обуздать. Эпидемия не есть что-то роковое, от чего нет защиты, — это не непреодолимая стихия. В предисловии к «Рассуждению о чуме» Самойлович писал: «Объявляя причиной чумы звезды и небо, не изображаем ли мы ее как неизбежный бич… и не порождаем ли этим в сердцах населения страх, который еще более усиливает опасность болезни? И не лучше ли возбудить в нем бодрость, показав простыми и доступными наблюдениями, до какой степени можно противостоять этой страшной болезни и какими средствами можно предотвратить ее распространение».
Нужно здесь подчеркнуть, что русские врачи Шафонский, Ягельский, Зыбелин и Погорецкий в один голос вместе с Самойловичем утверждали, что «чума (бубонная. — Г. В.) не состоит в воздухе, но единственно от сообщения и прикосновения больных и вещей зараженных приключается».
Теоретическая мысль Самойловича далеко обогнала современную ему науку. Он упорно и тщетно искал возбудителя «яду язвенного». Трудно переоценить значение этого. Но, конечно, пользуясь примитивным микроскопом Деллебара, он не мог найти этого возбудителя.
Умер Самойлович, как недавно установлено нашими историками эпидемиологии С. М. Громбахом и А. И. Метелкиным, в 1805 г. в городе Николаеве.
