Перерождение | страница 59
Получив такое вот однозначное «приглашение», я недолго думая собрался и приехал в Москву, благо от Ярославля она недалеко – ехать часа три-четыре, не больше.
И вот представьте: Москва начала девяностых. Ларьки, ларьки, ларьки, которые здесь почему-то стали называть «палатки». Люди, люди, люди. Все несутся, все с тюками и баулами. Все выглядит как один большой стихийный рынок. И мы с Розалией. Она в хиджабе. Меня трясет от возбуждения: сейчас я встречу Учителя! На нас все смотрят удивленно. Мы оглядываемся по сторонам в поисках Камал-хана. Толпа. Все куда-то идут. Лица, лица, лица. И вдруг, как в кино, я клянусь: в густой толпе внезапно появляется свободная «аллея», словно кого-то пропускают, словно все выстроились как на парад, даже не осознавая этого, в немом приветствии. И я вижу: идет. По этому живому коридору из куда-то бегущих людей идет Он. Я сразу понял, что это Камал-хан, сомнений быть не могло. Здоровенный, крепкий, с бородой, в белой чалме, в чапане, в сапогах. Идет Камал-хан и смотрит на меня так, словно тоже узнал. Идет ко мне. Я кинулся ему навстречу, он взял меня за руки, посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «Я тебя давно ищу». И тут уже пошло-поехало: мы оказываемся в гостях, в какой-то квартире, за столом, вокруг мусульмане, мне так все это непривычно и в то же время страшно интересно. Всех угощают, кормят «наповал», а я отказываюсь. «Мне, – говорю, – пожалуйста, две травинки, листик и цветочек. Я вегетарианец и вообще очень мало ем». Камал-хан как это услышал, так начал хохотать: «Если ты мало ешь, какой же ты суфий?!» А потом смотрит на мои руки и добавляет: «Вообще-то, суфий с кольцами – это тоже очень смешно». А у меня правда тогда был «пунктик» на ювелирке. В те годы еще был жив Саша, о котором я писал ранее, гениальный ювелир с платиновыми руками и утонченным вкусом. Я часто заказывал у него что-нибудь эдакое. Чем в результате только рассмешил Камал-хана.
Камал-хан рассказал мне, что родом из Казани, рассказал о своем советском прошлом в качестве профессионального музыканта – был Камал-хан флейтистом. И я, в свою очередь, несколько часов подряд рассказывал Камал-хану свою жизнь. Я не мог остановиться – каждая минута пребывания рядом с мастером казалась драгоценной. Я дал ему послушать свои диски с суфийской музыкой, а он на прощание подарил мне тюбетейку, которую я храню до сих пор. А тогда я решил ее в принципе не снимать. Так и поехал на вокзал в тюбетейке.