— Сашка, — расхрабрилась я. — Ты из тюрьмы сбежал?
— Из тюрьмы? — поднял он брови. — А… Вроде того.
— Значит, ты от милиции скрываешься?
— Точно. Пятерка тебе за догадливость.
— А можно… — воодушевилась я, но он перебил:
— Нельзя. Честно, нельзя.
— А ты вообще кто?
— Как это?
— Ну, кто ты, что за человек? — Чужая бестолковость слегка раздражала, и я нахмурилась.
— А… да так, бегаю…
— Не всегда же ты бегал. Чем-то еще занимался?
— Да у меня все как-то бегать выходило. Машка, а тебя как в детстве дразнили? — раздвинув рот до ушей, вдруг спросил он.
— Лихоня, — растерялась я.
— Как, как?
— Ты же слышал, зачем спрашиваешь?
— Ладно, не злись. Я думал, тебя Мальвиной звали. Волосы у тебя на солнце голубые. И вообще… красавица ты у нас, девочка из сказки. Как есть Мальвина.
— Ты меня так не зови, меня так папа зовет, а ты не смей! — разозлилась я.
— Ладно, мне что, как скажешь. — Сашка почесал нос, откинулся на руках и стал смотреть в небо, щурясь на солнце и позевывая. Потом спросил:
— А почему Лихоня, фамилия, что ль, такая?
— Ага. Лихович, Лихоня.
— Как твоя фамилия?
— Теперь Назарова, а была Лихович.
— Отца-то как зовут?
— А что? — Теперь я насторожилась.
— А то. Отец-то Павел Сергеевич?
— Да. А ты откуда знаешь?
— От верблюда. — Сашка хохотнул и покачал головой:
— То-то я удивился, больно ты на папу напирала, когда с муженьком разговаривала — “скажи папе”, ясно.
— Ты чего к моему отцу привязался? — разозлилась я.
— Да нет, не то думаешь, — успокоил Сашка. — Письмо у меня к нему. Надо передать. — Он помолчал немного и спросил:
— Машка, а ты знаешь, кто твой отец?
— Мой отец — это мой отец, вот кто. Чем занимается, не знаю и знать не хочу. Зато знаю, что человек он хороший и меня любит. Пожалуй, только он и любит.
— А муж-то как же, Марья?
— А муж — не твое дело.
— Понял. Мне когда толково объяснят, я завсегда пойму. — В Сашкиных глазах появились два средней величины черта и нахально на меня уставились.
— Саш, а за что тебя посадили? — помолчав немного, спросила я.
— Зa убийство.
— Что? — Рот у меня открылся, а вот закрываться не желал, хотя я очень старалась.
— Вот до чего доводит любопытство, — развеселился Сашка. — Уже боишься, а тут место тихое, ты да я, и никого больше.
— Врешь ты все. Я тебе не верю. Кого же ты убил?
Сашка насмешливо улыбнулся, вздохнул, сморщил нос и нараспев проговорил:
— Много безвинных душ лишил я жизни, и все они были любопытные.
— Расскажи мне о себе, — попросила я, окончательно уверившись, что он врет и для меня скорее всего безопасен.
