— А в крепости тоже сидят твои друзья, — вкрадчиво нашептывал сотник. — Сейчас мы въедем туда, и они тоже посмеются вместе с тобой. Крикни им, чтобы они открыли ворота.
— А и правда, — икнул очередной раз Святозар. — Вместе смеяться еще веселее, — и в перерыве между приступами весело и громко гаркнул:
— Открывай ворота! Кто-кто — я это! Сейчас… — Он хотел тут же, не дожидаясь, пока ворота откроются, поделиться своим хорошим настроением, но забавные фигурки на стенах так чудно засуетились, что он успел лишь приветственно махнуть им рукой и вновь в приступе хохота склонился к луке седла.
Тяжелые, щедро обшитые кованой медью, створки ворот Яика с протяжным похоронным скрипом стали открываться, впуская князя, необычайно веселого сегодня.
— С победой, Святозар Константиныч, — поздравил его препотешный ратник у ворот. — Никак…
А больше он ничего не успел сказать, потому что гости, едущие с князем, приступили к своему традиционному веселью, едва первые десять рядов втянулись в крепость. Впрочем, гадюке не обязательно вползать целиком в горницу. Она может кинуться кусать и с порога — была бы добыча. Здесь же добычи хватало.
А князь все смеялся и смеялся. Люди так чудно бегали друг за другом, так бестолково отбивались, забавно падали со стрелами в спинах, неуловимо напоминая ежиков, только старых, у которых осталось совсем мало иголок. Один уродливо растопырился посреди дороги, так забавно кричит, разевая рот. Жаль только, что среди всеобщего шума и гама не разобрать слов. Очень жаль. Они же, наверное, ужасно смешные. А если прислушаться?
Князь напряг слух, и вдруг прямо в его уши врезался последний выкрик:
— Будь ты проклят, Иуда!
И почти сразу же откуда-то сбоку, словно отголосок эха, еще один голос, звонкий, пронзительный и резкий, как удар сабли:
— Вовеки проклят!
«Это они кому? — опешил Святозар. — Не может быть, чтобы мне. Они просто не поняли, а я не успел им рассказать, как смешно на все это смотреть. Ну, к примеру, вон на того, который еще отмахивается от трех наседающих на него монголов… Они же все друзья. Это же все для смеха, как бы шутейно. Непонятно лишь, почему он сам не смеется, а кричит так, будто его князь совсем глухой. Нет, Святозар вовсе не глухой, он прекрасно слышал, что тот выкрикнул перед тем, как упасть: «Проклят!» А кто? За что? Ничего не сказал. Загадка? Для смеха?»
Святозар оглянулся по сторонам и вдруг как-то неожиданно осознал, что ничего смешного тут нет, да, пожалуй, и не было. И кровь, и стоны, и стрелы в спинах — это все настолько всерьез, что дальше некуда, что павшие не поднимутся с земли, как и раненые, потому что вот эти поганые вонючие басурмане сейчас обходят их и деловито добивают стонущих.
