У костра послышались шутки:
— А говорили, что у вас ревматизм, дядя Ефим!
— Так оно и есть. Еще и какой ревматизм. Ромка тоже, помяните мое слово, какую-нибудь холеру подцепит. Смотрите-ка, он все еще пашет! Ну, орел! Все выдохлись, а он будто устали не знает!
Все посмотрели в сторону, где работали бульдозеры: за рычагами всех машин, кроме Романовой, водители уже дважды сменились.
— Знаете, ребята, я все думал, продолжал дед Ефим, — почему полного кавалера только на третий раз на войне давали? Ну, так сказать, три степени ордена Славы. А сегодня понял: один раз человек может сделать что-нибудь знаменитое случайно. Второй раз тоже по каким-нибудь причинам. А уж если третий раз способен, значит, верный мужик. Скала!
— Смотрите, смотрите! Кончили они свою канаву. Солнышко пригреет, так к промприбору можно будет сухой ногой пройти.
— Роман Романович! Иди сушись. Мы тут такой Ташкент расшуровали. Передохни!
— Пошли на смену, ребята, песочку еще подсыпем, — поднялся от костра один из кузнецов.
Симонов шел к костру, как пьяный. Даже слой грязи и копоти не мог скрыть усталости. Николай сам был чуть живой, но на Романа смотрел с нескрываемым восхищением. К костру подошел механик Лавлинский:
— Ну что? Разве наши бульдозеры не гвардейские танки, Роман Романович? Уж если Отчаянный одолели…
— А вы не знаете, что «танк» мой разулся, как баба на речке! Говорил вам тогда — крепления туфтовые!
— Хорошо, хорошо, Роман Романович! Учтем на дальнейшее, — умиротворенно глядя на ручей, сказал Лавлинский.
— Давно пора! Не впервой такой разлив. Самое паршивое для нашего брата золотишника не весна, не осень, а этот самый зеленый паводок, когда деревья выворачивает и несет. Не зря его и называют — зеленый.
А вода на глазах спадала. В пойме было действительно зелено — повсюду торчали пучки травы и вянущие кусты.
До поселка можно было идти всем вместе, но Николай поднялся от костра первым.
— Пойду! Мне в ночную заступать.
Николаю просто необходимо было остаться одному. Мысли его все время возвращались к Роману: что, если бы бульдозер «разулся» не в реке, а на откосе. Если бы…
Почему он об этом думает? Неужели хочет, чтобы с Романом случилось несчастье?
В общежитии стоял шум и гам. Все опасное было позади, и теперь вспоминались лишь забавные эпизоды. Каждый спешил рассказать, где он был, что делал. Нетерпеливо перебивали друг друга.
— Серега-то наш! Только стал у костра сушиться, снял брюки — идет его симпатия Зарема Алиевна с санитарной сумкой. Он прямо в трусах как сиганул за камень…
