Золотой поезд | страница 26
Марков удивленно поднял брови и развел руками.
- Ну, знаешь ли, ты заблуждаешься. Все факты показывают глупость, а стало быть, какую-то слабость врага.
- Нет, это не глупость и не слабость. Наши действия слишком дерзки, я бы сказал, фантастичны по своей дерзости. Вряд ли может себе представить начальник станции или тот же подполковник, что в центре территории, занятой армией «верховного правителя Руси», большевики захватили поезд с золотым запасом и гонят его по железной дороге к линии фронта, чтобы передать это золото Советскому правительству. Ведь для них это утопия. Верно?
- Утопия, - кивнул Марков. - И все-таки я объясняю наш успех растерянностью и обреченностью врага. Наступление Красной Армии действует на них так, что они заняты только одной мыслью - быть или не быть и куда податься в случае… - Марков сделал выразительный жест.
- Мне кажется, Петр Иванович, что вы слишком благодушно настроены, - сказал внимательно слушавший спор Ильин.-Должен предостеречь вас от излишней самоуверенности.
Он встал и вышел из купе.
За окном проносилась густая черная ночь. Редкие искры, вылетающие из трубы паровоза, перечеркивали иногда темный прямоугольник окна и тотчас же гасли. Ильин постоял немного, прислушиваясь к мерному стуку колес, и медленно пошел по вагону. На площадке неподвижно, как изваяние, стоял часовой - немолодой рыжеволосый австриец. Ильин узнал Бокмюллера. Он провожал глазами гаснущие искры и очень тихо напевал какую-то задушевную мелодию. Может быть, вспоминал он родину, а может быть, думал о том, что несколько лет назад пришел он на эту землю врагом, пришел убивать, уничтожать, жечь, а теперь, как и тысячи его земляков, с оружием в руках защищает эту землю. Когда-нибудь вернутся они на родину, о многом им придется рассказать, многое в жизни придется переделать.
Заметив Ильина, австриец вопросительно посмотрел на него. Но Ильин только кивнул и быстро прошел в соседний вагон. Этот немолодой человек всегда привлекал его. И сейчас он понял, почему. Австриец, не пожелавший вернуться на родину, к семье, возненавидевший войну, но продолжающий сражаться - он был олицетворением великого братства трудящихся всего мира.
На секунду задержавшись, Ильин оглянулся. Бокмюллер по-прежнему стоял неподвижно, провожая глазами искры. Часовой на площадке соседнего вагона- молодой русский парень в черной сатиновой косоворотке и лоснящемся от мазута пиджаке - улыбнулся, заметив взгляд Ильина, и тихо сказал:
