— Ведаю я, что ты у меня самый лучший по кузнечному делу. — И, прерывая собравшегося было возразить Юрия, веско заметил: — На мой взгляд, и во всем княжестве Рязанском лучше тебя не найти.
Однако лестью невысокого, но крепко стоящего на земле кряжистого мужика пронять, как оказалось, было нельзя, и тот упрямо возразил:
— И получше есть, княже. Петряй в Переяславле да Егорша в Пронске. А уж в Рязани стольной и вовсе. Один дед Липень, кой мне учителем доводился, помимо меня еще двух-трех таких же обучил. За похвалу благодарствую, но токмо мыслится мне, что не за тем ты зазвал меня. — И он выжидательно посмотрел на князя.
— Это верно, — кивнул Константин. — Не за тем. Есть у меня к тебе заказ наиважнейший. И не ведаю я, кто, кроме столь славного искусника, возьмется за это дело и сможет его выполнить. Такого ведь ни ты, ни другой какой мастер на Руси еще не делали, так что первым будешь.
— Оно, конечно, за почет поклон тебе, княже, — Юрий еще раз, хотя уже не так низко, как в первый, склонился перед Константином, — однако заказ твой приять невмоготу мне, княже.
— Это еще почему? — удивился Орешкин.
За три с небольшим месяца он как-то успел отвыкнуть от возражений со стороны простого люда, все больше и больше врастая в княжескую личину, и сейчас уже не столько негодовал, сколько искренне недоумевал, получив отказ, — уж больно непривычно стало такое слышать.
— А нечем делать, — развел руками Юрий. — По зиме исполнил я твой последний заказ. Все в лучшем виде, как ты и повелел. Да и княжичу переделанная мною бронь впору пришлась — сидит как влитая. Я же малость на железо поистратился, вот и пришлось справу[14] свою вместе с кузнею боярину твоему заложить, который куны в резу дает.
Лукавил, конечно, Мудрила, а по-простому если — врал.
Справой той, что он заложил у боярина, кузнец практически не пользовался. Что он, совсем, что ли, из ума выжил, своими руками себя и всю свою семью куска хлеба лишать?!
Хаты лишиться и то не так страшно, чем ее. Сгори ныне его дом со всеми скудными пожитками — вздохнет, погорюет и примется новый ставить. Амбар с зерном полыхнет — и это горе из поправимых. Пока руки есть, да пока они в силах молот сжимать — не пропадет Мудрила, выживет. И сам выкарабкается, и семью всю вытянет.
А вот ежели справы кузнецкой лишится — тут как раз верная голодная смерть и придет.
Потому он вначале бы все остальное в заклад отдал, а уж в самую последнюю очередь… Нет, не справу — сам бы в омут головой нырнул, чтоб не мучиться понапрасну.
