— Сейчас наши пути разошлись, — заметил каноник, — но одно время я неплохо знал Фреда Аллертона. Не выразить словами, как меня потрясла эта жуткая новость.
— Ему вечно не везло, — продолжала леди Келси. — Я лишь надеюсь, что Фред получит хороший урок. В делах он сущий ребенок. Подумать только: муж моей покойной сестры — на скамье подсудимых!
— Не стоит об этом думать. Уверен, все закончится благополучно и уже через час он будет снова с вами.
Каноник стал прощаться с леди Келси.
— Как мило, что вы пришли, — поблагодарила хозяйка.
Он обернулся к миссис Кроули, которой благоволил: ведь она была богатой американкой и к тому же вдовой.
— Примите и мою благодарность, — проворковала она. — Никто не облегчает страдания других лучше священника.
Каноник Спратт улыбнулся и запомнил ее слова, ведь они будут вполне уместны и в его собственном исполнении.
— А где Люси? — спросила миссис Кроули, когда гость удалился.
Леди Келси всплеснула руками в раздраженном недоумении, с которым впечатлительные персоны встречают сдержанность других.
— Читает у себя в комнате. Весь день читает. Бог знает, как ей это удается. Я пробовала — буквы плывут перед глазами. Ее спокойствие сводит меня с ума.
Заговорили о ближайшем будущем. Леди Келси выделила Люси крупную сумму, и было решено, что брат с сестрой увезут отца куда-нибудь на юг Франции — отдохнуть от тяжких испытаний.
— Не представляю, что бы они без вас делали, леди Келси, — сказала миссис Кроули. — Вы настоящий ангел.
— Чепуха, — улыбнулась хозяйка. — Кроме них, у меня никого не осталось — если не считать Бобби, а он и так слишком богат. Люси с Джорджем для меня как родные дети. Пусть они живут безбедно и счастливо — иначе что толку от моих денег?
Миссис Кроули припомнила намек Дика, что леди Келси когда-то любила Фреда Аллертона, и задумалась, не живы ли еще в ней те нежные чувства. Ей было жаль эту добрую, бескорыстную женщину. Хлопнула дверь, и леди Келси вздрогнула, однако оказалось, что это всего лишь Джордж.
— Джордж, где ты был? Почему ты не вышел к ленчу?
Вид у юноши был бледный и измученный. Две недели томительного ожидания вконец его измотали, волнение достигло предела и стало едва выносимым.
— Есть не хотелось. Я просто бродил, лишь бы убить злосчастное время. Зря я обещал отцу не ехать в суд — все лучше этой проклятой неопределенности. В обеденный перерыв я виделся с его адвокатом — тот сказал, что волноваться не стоит.
— Конечно, не стоит. Ты же не думаешь, что отца признают виновным?..
