— Мне тоже. Но вы не представляете себе, сколько людей здесь, на Манхэттене, обращаются за помощью и готовы платить. Ведь у них есть деньги, много денег. А это — главное. Хотя и не всё. Необходимо еще быть принятым в обществе. «Игольное ушко» тут крохотное, а правила весьма жесткие. Мало иметь деньги и в прошлом не слишком запятнать себя связями с мафией и так далее, надо обязательно получить доступ в соответствующие круги. И важнейшую роль здесь играет то, где и как ты живешь, иначе с тобой и разговаривать не станут.
— Надо иметь роскошную квартиру на Пятой авеню, да?
— Это отнюдь не плохо, — засмеялась она, — и очень полезно. Хотя многое зависит от местоположения. Лучше всего — прямо напротив Центрального парка и поблизости. А вот в районе Девяносто Пятой улицы фактически уже почти периферия.
— Почему?
— Гарлем рядом. Наиболее высоко котируется жилье начиная примерно от Шестидесятой улицы до, скажем, Девяностой и между Пятой и Третьей авеню. Нынче, чтобы там поселиться, надо иметь прорву денег. Хотя и это вовсе не означает, что желающий сумеет купить или снять квартиру. Большинство домов являются собственностью кооперативов, а в правлении у них — формалист на формалисте. Дипломатам, например, сдают квартиры очень неохотно. Они слишком часто устраивают приемы, и проблем с обеспечением безопасности слишком много — то им бомбу грозят подмы собирались вместе поужинать. А он, оказывается, не может, что–то ему помешало.
— Жаль, — посочувствовал я, правда неискренне. — Но ведь у вас наверняка найдется в запасе «дублер», как говорят на Бродвее. Резервный исполнитель на главную роль. Если хотите, сегодняшний спектакль могу спасти я.
Она взглянула на меня, засмеялась.
— А что? Почему бы и нет?
Легкий моросящий дождик набежал с моря, принес густой резкий запах водорослей, запах соленых мрачных просторов над неизведанными глубинами. На том берегу, за черной блестящей гладью Гудзона, сверкали и переливались на фоне темного ночного неба огни Нью–Йорка. Словно залитый светом роскошный лайнер, этакий исполинский «Титаник», там стоял на якоре Манхэттен.
На дальнем конце причала Моррис–Кэнэл–Бейси прямо напротив Бэттери–парка сидели в черном автомобиле трое мужчин. Они молча смотрели вперед, на сияющие огнями башни Центра международной торговли, чьи контуры смазывались, расплывались в тонких струйках дождя на ветровом стекле. Человек за рулем вздохнул.
— Карлос, Карлос… Просто не знаю, что с тобой делать. Ты будто сам себе зла желаешь. Врешь–то зачем, а?
