— Я страшно беспокоилась за тебя,— сказала она, когда мы уже ехали по двору.— Думала, что–то случилось, ведь ты так и не появился, хотя я долго ждала в конце трассы. А когда я спросила, мне сказали, что наверху вертолет подобрал двоих — с переломом и с инфарктом, вот я в конце концов и поехала в больницу разыскивать тебя.
— Погоди,— сказал я, застегивая ремень.— Сейчас все узнаешь.
Когда я кончил, она не произнесла ни слова, сосредоточенно глядя вперед, на шоссе. И лишь через некоторое время, обгоняя маршрутный грузовик, сказала:
— Ничего не понимаю. Мы катаемся наверху на лыжах, и вдруг являются какие–то два типа и норовят столкнуть тебя с обрыва. Почему?
Настал мой черед молчать. Сколько я могу рассказать ей? А ну как она остановит машину и высадит меня, когда услышит, что меня подозревают в двух убийствах и что за мной гоняются разные группировки, которым невтерпеж добраться до исчезнувших миллионов генерала Гонсалеса?
— Это долгая история,— наконец проговорил я.— Я расскажу тебе. Но не сейчас. Слишком уж все сложно.
— Вижу,— сухо заметила она. — Угрозы убийства, краденая одежда. Сердечный приступ. Кстати, кто уладит насчет лыж?
— Я сам все сделаю. Главное — вернуться в Стокгольм и поговорить с полицией.
— С полицией? — Она сбавила скорость, взглянула на меня. А они тут при чем? Ты что, хочешь заявить на этих двух злоумышленников? Но ведь в таком случае надо обратиться в швейцарскую полицию, а?
Я нс ответил, не хотелось мне вовлекать ее в историю, о которой ей стоит знать как можно меньше. Не то чтобы я боялся, что она тоже позарится на миллионы в банковском сейфе, но чем меньше ей известно, тем лучше для нее. Мои преследователи знают, что мы вместе, и, не поймав меня, могут взяться за нее. Вот почему она должна остаться в стороне. Цена и так уже слишком высока — три человеческие жизни. Два убийства в Нью–Йорке и одно в Стокгольме.
— Ладно,— сердито сказала она.— Не хочешь рассказывать, не надо. Я не обижусь.
Мы замолчали. Стемнело, пошел снег. По ветровому стеклу скользили дворники, в машине было тепло и уютно, из радиоприемника приглушенно лилась музыка, добротная старомодная музыка — «Гленн Миллер для тех, кто тоскует по дому», так называлась программа, в самый раз для меня. Под мягкие, сентиментальные звуки я задремал, потом заснул, а проснулся, когда мы уже въехали в Женеву.
— Высади меня за квартал от гостиницы,— попросил я Джейн.
— Зачем? На улице снег, а ты без пальто.
