– Давай, Данилыч, попробуй с легкой руки! У тебя получится!
Пашка, втихаря от рабочих, показывал Гришке кулак и выворачивал болт.
Гриша, приписывающий все заслуги в удачной женитьбе Павла себе, время от времени справлялся, как у молодых идут дела. Иногда шутил, спрашивая, когда будут колоть одного кабанчика, зачем кормить двоих?
Павел Данилыч серьезно отвечал:
– Держим до конца весны, тогда и заколем. Как раз будет на что справить крестины.
У Сереги крестины справляли зимой. Крестным отцом маленькой Наталочки взяли дядю Павла. Сразу после рождения ребенка Наталка забрала невестку и внучку в свой дом. Как она сама выразилась:
– Ребенка воспитывать надо с первых дней!
Правда, пока что воспитание распространялось только на Катерину: на малейшее покряхтывание Наталочки Катерина немедленно должна была бросать любую работу и бежать к ребенку, хотя бабушка от внучки не отходила ни на шаг.
Сергей между тем окончательно сломал ставший ненужным забор, разделяющий Катькин и его дворы, и по весне планировал вместо покосившейся Катькиной хаты постройку нового дома.
Два раза в месяц в село приезжал старьевщик – еврей Мошко. Настоящего имени его никто не знал. Но поскольку сельчане всех евреев называли Мошками, так и он стал Мошком. Поначалу он злился на эту кличку. Особенно когда ребятня бежала за его повозкой и кричала:
– Мошко, Мошко приехал!
Потом привык и покорно откликался на это прозвище. Иногда некоторые особенно хулиганистые мальчишки кричали:
– Эй, Мошко! Съешь свиного сала!
От таких слов старый еврей краснел, сильно гневаясь. Его рыжая кобыла Бронька, привыкшая к детскому гвалту и равнодушно жевавшая овес, вздрагивала и прядала ушами, поскольку последующий монолог был обращен к ней:
– Бронька! Доедай быстрее овес! Мы поедем-таки в другое место. В этом селе плохие дети!
Старьевщик неторопливо поправлял солому в повозке, показывая этим, что задерживаться не намерен.
Какую-то минуту длилась тишина. Потом начинали плакать самые маленькие. Они держались одной стайкой, в силу малолетства ничего у старьевщика не меняли, а просто приходили поглазеть.
Мальчишки посолиднее, лет семи, подходили к провокатору Лехе, который кричал про сало, и сообща выталкивали его подальше от телеги. Возвратившись, просили:
– Дядя Мошко! Не уезжайте! Мы больше не будем. Это все этот хулиган Лешка! Мы его выгнали и больше не будем с ним водиться.
Мошко прекращал поправлять солому в повозке, но все еще продолжал общаться с детьми через Броньку:
