Это меня здорово разозлило, и то, как небрежно он отсчитывал доллары, и то, что всерьез решил, что я могу их взять.
— Вы мне ничем не обязаны. Я не хотела вас спасать, у меня нечаянно получилось. Если честно, мне бы поскорее забыть обо всем этом, так что встречаться нам ни к чему, и вообще…
— Я тебя обидел? — нахмурился он.
— Вы меня не обидели. Я верю, вы действительно хотите помочь, только у меня все в порядке и в помощи я не нуждаюсь. Вы извините, мне готовить надо, а то не успею.
Он таращился на меня не меньше минуты, но деньги забрал и, к моему облегчению, потопал к выходу.
— Ну что ж, до свидания.
— До свидания.
— Брату скажи, чтоб позвонил, я помогу.
— Спасибо, — кивнула я, и он наконец убрался восвояси.
* * *
Вечером, когда мы пили чай, я рассказала маме о визите Николая.
— Андрюшке помочь обещал? А где визитка?
— На холодильнике. Мама принялась изучать ее.
— Я об этой фирме слышала. Очень серьезная фирма.
— А Пашка говорит — сплошной криминал, оттого-то хозяина чуть и не убили.
— Много твой Пашка знает. Думаю, Андрюшке стоит позвонить. — Я поморщилась, а мама насторожилась:
— Что?
— Он мне деньги предлагал. Две тысячи баксов.
— Зачем?
— Не зачем, а за что. За спасение, должно быть.
— Ты не взяла?
— Конечно, нет.
— Правильно, за спасение брать деньги неприлично. Хотя, если человек от чистого сердца…
— Мама…
— Что мама? Думаешь, мне легко видеть, как ты надрываешься? Бегаешь с института на работу, полы моешь. У нас в отделе девчонки расфуфыренные, а ты в сапогах, которые тебе в десятом классе покупали. Джинсы и две кофты — вот и все наряды.
— Мама… — повторила я и добавила мягче:
— Я не надрываюсь. И сапоги вполне приличные, мне их еще на пару лет хватит. Кофту я себе куплю…
— Ага. У нас долг за квартиру полторы тысячи, Андрюшке куртку надо, он же раздетый…
— Он на работу устроится и куртку купит.
— Ох, как без отца плохо… — Мама подошла ко мне, обхватила мою голову руками и прижала к себе. Я испугалась, что она заплачет, но в этот раз обошлось, мама гладила мои волосы и только вздыхала, а потом спросила:
— А этот Николай, он как вообще, молодой?
— Вроде бы…
— Что значит вроде бы? Сколько ему: тридцать, сорок, пятьдесят?
— Лет двадцать семь. Я не уточняла.
— Не женат?
— Мама… Мне неинтересно, женат он или нет.
— Он что, урод?
— Глаза, нос, уши… все на месте. Мама хихикнула, покачала головой и вновь спросила:
— Но он тебе не нравится?
— Ни капельки.
— Почему?
— Просто не нравится.
— Знаешь, что я тебе скажу, — главное, чтобы женщина нравилась мужчине, а все остальное… можно привыкнуть. Ну, вышла я за твоего отца по большой любви. И что? Осталась в тридцать лет с двумя детьми. Папаша копейки не прислал и ни разу не поинтересовался, как мы? Дохни с голоду, а ему и горя мало… вот и вся любовь. Ладно, — мама махнула рукой, — не взяла денег, и правильно. У бедных тоже есть гордость.
