Ехал я как-то по дороге и заехал в огромный город. А вокруг людей видимо-невидимо. И подумалось мне тогда, что они своими мыслями, чувствами и делами влияют друг на друга. Так, должно быть, и творится история. Вот я, к примеру, вроде и не плохой человек, но сколько во мне гадости, которой я невольно делюсь со всеми! Потому, наверное, и не надо удивляться, что вокруг такая жизнь.
Почесав затылок, поехал я дальше.
Ехал я как-то по дороге и вспомнил про то, как сидели мы с друзьями и поднимали бокалы по разным поводам. Пришел черед сказать и мне. По прямоте своей предложил я друзьям, которые многого добились в жизни по земным меркам, выпить за то, чтобы, думая о своем величии, порою мнимом, мы не забывали о собственной ограниченности перед Вечностью. С тех пор один из друзей еще больше полюбил меня и всегда рад встрече, а второй посматривает искоса, хотя и тянет руку.
И поехал я дальше, вспоминая слова своей женушки: «Погубит тебя твоя простота». А я ей нет-нет да и отвечу: «А может быть, спасет?»
Ехал я как-то по дороге и увидал на обочине сгоревшую машину. И подумалось мне тогда, что на этом месте мог оказаться и я. И захотелось мне сразу исправиться и стать добрым.
Я горько заплакал и поехал дальше.
Ехал я как-то по дороге и размышлял о времени: что оно из себя, в сущности, представляет. Вот один все чего-то ждет, и наконец это приходит – и тут же уходит, а он снова ждет. А время так медленно тянется. А другой увлечен чем-то и вовсе его не замечает, словно времени и нет. Тут я со страхом и подумал: «А может быть, его на самом деле нет, а мы его придумали, чтобы чего-то всегда ожидать? Ну, понятно, есть солнце и луна, день и ночь, наконец, часы, которые все время надоедливо тикают и о чем-то напоминают нам. Но ведь не это главное!»
Тут меня осенило: «Ведь если человек что-то творит, да еще и с интересом, то невольно уподобляется своему Творцу и вершит дело своей жизни, словно прикасаясь к Вечности, будь то художник, уборщик мусора или управляющий компанией; главное, чтобы он делал свое дело с любовью. Вот тогда время и исчезает».
И поехал я дальше, дивясь таким мыслям.
Ехал я как-то по осенней дороге и невольно любовался золотистой листвой придорожных деревьев, которая игриво переливалась на ветру и словно подмигивала мне, наполняя сердце светлой радостью. И посмотрел я на небо, сплошь затянутое сине-серыми тучами. Лишь в одном месте через отверстие, напоминающее рваную дыру в кафтане, просачивались мягкие солнечные лучи, несущие в себе непостижимую радостворную силу. Эта картина невольно вызывала в душе чувство тихого восторга. И тут прямо на глазах, словно по чьему-то волшебству, рваная дыра начала разрастаться, небо раскололось на две части: сине-голубую и нежно-багряную, а лучи, неотвратимо проливающиеся из небесных глубин, все сильнее и сильнее охватывали пространство и все больше и больше завораживали своей неотмирной мощью. Я не мог оторвать взгляда от столь величественной картины, и в какой-то момент мне показалось, что Небо словно зовет меня в свою непостижимую красоту. Сердце сжалось от страха, и я подумал: «А готов ли я оставить все, с чем так свыкся за всю свою жизнь, и войти в эту чудесную непостижимость?»
