Иногда я рассказывала Вере Алексеевне свои сны.
Вижу однажды такой сон: будто дом у Веры Алексеевны пополам разделён. Одна половина жилая, а вторая вроде как магазин. И там, где магазин, все ушли, а меня попросили: «Ты постой за прилавком». Я согласилась. А Вера Алексеевна меня зовёт: «Ты заходи, чаю попей». Я захожу, а от неё выходит женщина. Вера Алексеевна мне говорит: «Вот видишь, чего приходить к нам? Грешат-грешат… Я ведь не Господь Бог, чтобы их грехи отпускать. И моё лечение им не поможет. И ничьё не поможет». Я так и не поняла, кто была та женщина: лица её не увидела, видела только со спины.
Однажды, это было уже после смерти мужа, я поехала к Вере Алексеевне со знакомым. Этот мужчина за мной ухаживал, поддержал меня в трудный момент. Вера Алексеевна ему сказала: «Ты ведь не знаешь, какую женщину хочешь себе взять». Он ей в ответ: «Знаю. Я её с детства люблю».
Спустя какое-то время приходит ко мне Валя и говорит: «Вера Алексеевна велела, чтоб ты приехала». Поехала. Приезжаю, она меня спрашивает: «Ну, как твои дела с Валерием Ивановичем?» – «А никак, – говорю. – Саша, муж, его увёл». – «Как увёл?» – «Мне сон приснился: стоим мы втроём у нашего дровяника, и Саша сводит наши руки с Валерием Ивановичем… И когда уже какой-то сантиметр остаётся, муж его руку отводит и уводит его». Вера Алексеевна говорит: «Это тебе такой сон приснился? Надо же, значит, это он и оттуда тебя оберегает. Не оставь парня безо всего. Он непростой человек».
Через какое-то время мне снова снится сон: на вокзале в Котласе Валерий Иванович то ли куда-то меня провожает, то ли мы с ним вместе ехать собрались… Появляется Саша и уводит его в совершенно чёрный вагон. А мне – светлая дорога, и я в поезд сажусь и уезжаю. Этот сон – вновь как предостережение. И Вера Алексеевна мне не раз говорила: «Оля, научись разгадывать свои сны». Тогда я и подумала: «Нет уж, мне не по пути с этим человеком: не зря мне такие сны снятся».
Однажды Вера Алексеевна мне сказала: «Видела-видела, что в церковь ходила, свечку ставила…» И теперь, когда я за неё ставлю свечку, свеча начинает трещать, и пламя поднимается, словно Вера Алексеевна чувствует. Прихожу на кладбище, говорю с ней мысленно: «Ну, вот, Вера Алексеевна, я пришла к вам на могилу. Теперь вы – мой Ангел-хранитель, который направляет меня…»
Последний раз я была у Веры Алексеевны с сыном. Я за него очень переживала: сын учился в ВДВ. Однажды при учебном прыжке он спутался стропами с другим парашютистом. Они приземлились на одной запаске. Один – левую ногу сломал, другой – правую. Ещё у сына был случай: парашют не раскрылся, и его бросило на купол другому парню. Сын как закричит: «Тяни правые стропы, сбрось меня, а то – два трупа!» Оба чудом остались живы… Сын приехал, и мы пошли с ним к Вере Алексеевне. Она уже не принимала: у неё сильно болели ноги. Я пошла вокруг дома, а Тима постучался в окошко. Она вышла: «Кто?» Сын сказал: «Это я, Тимоха». Я ему ещё говорю: «Да, Вера Алексеевна так тебя и помнит: были-то в детстве!» Говорю: «Вера Алексеевна, это я, Ольга». – «С Борку?» – «Да». – «Заходи. Я ждала. Я знала, что ты приедешь». Она уже слаба была. Последнее время я редко её беспокоила. И всегда, когда от неё уходила, ей в ноги кланялась. Я сказала ей: «Я не знаю, как выразить вам свою благодарность, в ноги кланяюсь! Вера Алексеевна, мне было очень тяжело к вам прийти: знаю, что вы тратите такие силы, и самим вам тяжело. Но если с сыном что-то случится, я сойду с ума». Она говорит: «Я знаю». Я рассказывать ей ничего не стала про Тиму. Сижу, про себя молитву читаю. Она сына спрашивает: «Ну, так что, Тимофей, просил Бога-то?» Он не понял сначала, о чём идёт речь. Вера Алексеевна уточняет: «Когда парашюты спутались, просил Бога о помощи?» – «Да…». Она мне сказала: «Не переживай, Оля. Всё будет хорошо. Закончит учёбу, и всё будет у него хорошо».
