— Вита, — перебил ее Стас, — а давай как встарь — комплексно проблемы решать будем, досуг так досуг…
— Ну, не тяни, крошка, — почуяв демона сладострастия, томно сказала Вита, и что-то сдавила под столом своей тоненькой ручкой.
Стас несколько покраснел, прикрыл глаза, потом тихо прошелестел:
— Стриптиз, ну… и нумера меблированные. И только за СКВ.
— Ух, как был ты Стас, развратным мальчишкой, так до сих пор и не вызреешь.
— Брось ты, Вит, вспомни выездные школы, активы, костры, свальный грех, погони с факелами, похмельные завывания обделенного лектора.
— Да, поэзия… — Вита взглянула на Шурика, он сидел, поджав губы, насупившись… Одно движение рукой… Шурик улыбается. Хорошо, Шурику много не надо…
Где-то рядом звякнула тарелка и вывела меня из злобного оцепенения: я заметил свою руку, впившуюся в ножку стула — значит, из-под себя… одним рывком… и по прямой. Звякнула тарелка. У старика. Справа от него высилась уже целая стопочка, закуски были уничтожены практически все, я, кажется, и не притронулся, в бутылках — на донышке, а старик мечтательно облизывался, глядя на воспылавших любовью насекомых. Стул остался на месте, и на этот раз без помощи полового… Да, этот бродяга силен, с такими ручищами… Может, и не старик он вовсе.
— Кипятиться, милок, дело знаешь борщевое, по-человечески если — вначале выслушать надо, рассудить…
— Да что слушать их, земноводных! — лилось у меня через край.
— Огонек прикрути-то до времени, — утирая салфеткой масляные губы, урезонивал меня старик, — насекомые-ли, земноводные, а гляди, и здесь чувствительность имеется, любовь, — он сам любовно сощурился — вылитый Ильич, морщинки у калмыцких глаз те же…
— Порозовели-то как, поросятки мои… А картину, все ж досмотрим давай, — сказал этот приживальщик почти что в тоне приказа. — И Харитона нет еще. А Харитон, скажу тебе, на шум за километр не выйдет. Нюх у стервеца… Куда там этим выдрам.
Выдрам, вот! Эта троица — вылитые выдры, гладкие, увертливые, — то самое слово, что царапало мозги, но так и не выцарапалось. Пьянею, — недовольно отметил я, чувствуя холодок от предстоящего счета.
— Программка опять же, культурная. Тут я скажу тебе, не хухры-мухры. Даже я, человек, скажем, бывалый, и то ножкой под столом притопываю, и ентот орган срамной пошаливает, хоч и робко, а туды ж, наружу тянется. Потому, красота, отмечу, несказанная…
— А это как, для всех, и за отдельную плату? — чувствуя, как уплывает куда-то соседний стол, спрашиваю у старика.
