Евгения сморщила нос, словно даже ее любимый ванильный табак сейчас горчил.
– Дерзости ей не занимать. Самомнение до небес, еще и некромаг, мерзость! Самая гадкая магия, которую только можно представить.
– Смотря как ею распорядиться.
– Раньше ты бы в ее сторону даже не взглянул.
Он жестко улыбнулся.
– Раньше у меня был вкус попроще.
Графиня слегка побледнела: ответить на выпад – значит, принять на свой счет. Впрочем, в долгу она не осталась.
– Хотя Симона можно понять. Ее кровь – бесценный эликсир.
Анри поймал себя на том, что пальцы сжались в кулак.
– Ты рассказала ему?
– Разумеется. – Евгения стряхнула пепел и снова затянулась. По комнате плыл сладкий аромат, пронизанный горьковатыми нотками дыма. – Не хочется объяснять Эльгеру, почему я молчала, если он узнает от кого-то другого.
Красивые губы тронула улыбка, и в этот миг он почти почувствовал под своими пальцами эту хрупкую шею. Когда Евгения потянулась к его запястью, с рук сорвалась золотая дымка, заставившая графиню отпрянуть. Его хлестнули яростным взглядом, но Анри даже не пошевелился. Прищурившись, наблюдал, как мгла поглощает терпкий сигаретный туман. Ни с одним из них не было ни малейшего желания говорить о ней.
– Золотце, – голос у Евгении тоже был сладким, как пирожное, пропитанное смертью настойки наэла, – тебе придется представить ее Симону. Я не горю желанием видеть твою леди в наших рядах, и если ты тоже этого не хочешь… Буду рада помочь по старой дружбе.
В этот миг браслет потянуло болью: сначала слабой, будто кто-то затягивал на запястье ремень, края которого впивались в кожу. Потом сильнее, ярче, словно ожог прорастал в кожу и вгрызался в кость. В груди вопреки всему похолодело. Тереза в Лавуа, Жером за ней присматривает. Попыталась бежать, сцепилась с ним? Он бы не посмел причинить ей вред, так что там могло случиться, демоны раздери?
– Он будет в Ольвиже через несколько дней, просил его дождаться.
– Просил? – Анри усмехнулся. Неосознанно стараясь не смотреть на запястье.
– Просил. – Евгения передернула плечиками и положила мундштук на край пепельницы. Они оба знали, что просьба Симона равнозначна приказу. – Кстати, Эльгер собирается отдать сыну лабораторию. Этому…
Она не договорила, растянула последнее слово, но сейчас ему было не до Эрика.
– Извини.
Несмотря на упорный шепот разума, уговаривающий остаться и продолжить беседу, Анри поднялся, перехватил ее удивление и вышел. Сложно сосредоточиться на разговоре, когда внутри все переворачивается от тревоги за ту, что умудряется найти проблемы на свою голову даже там, где их найти невозможно. Сердце стучало глухо, как могли бы бить запертые в подвале часы.
