Римская сатира | страница 21

«Где ты, бесчестный?» — вскричал он. Потом он ко мне обратился

С просьбой: свидетелем быть. Я скорей протянул уже ухо![61]

Повели молодца! Вслед за ними и справа и слева

С криком народ повалил! Так избавлен я был Аполлоном!

САТИРА ДЕСЯТАЯ

Что без порядка бегут они. Кто же, бессмысленный, будет

Столько привержен к нему, что и сам не признается в этом?

Но того же Луцилия я и хвалил — за насмешки,

Полные соли, противу Рима. Однакож, воздавши

Эту ему похвалу, не могу я хвалить все другое!

Если бы так, то пришлось бы мне всем восхищаться и даже

Мимам Лаберия[62] вслух, как прекрасным поэмам, дивиться.

Хорошо и уметь рассмешить, но еще не довольно.

10 Краткость нужна, чтоб не путалась мысль, а стремилась свободно.

Нужно, чтоб слог был то важен, то кстати игрив, чтобы слышны

Были в нем ритор, поэт, но и тонкости светской красивость.

Надобно силу уметь и беречь и, где нужно, умерить.

Шуткой нередко решается трудность и легче и лучше,

Нежели резкостью слов! То старинные комики знали!

Нам бы не худо последовать им, а их не читают

Ни прекрасный собой Гермоген, ни та обезьяна[63],

Чье все искусство в одном: подпевать Катуллу да Кальву[64]!

«Так, но ведь этот Луцилий сделал великое дело

20 Тем, что он много ввел греческих слов, примешавши к латинским».

О запоздалые люди! Вам кажется важным и трудным

То, что бывало давно у Пифолеонта Родосца[65].

«Правда, но это смешенье в стихах так для слуха приятно,

Как и хиосское вместе с фалернским[66] приятно для вкуса!»

Ну, а позволь мне спросить: хорошо ли было бы, если б

Трудное дело Петиллия ты защищал, и Корвин бы,

Педий Попликола[67] тут со своею латынью потели,

Ты же, забыв и отца и отечество, стал возражать им

Речью своей и чужой, как в Канусии[68] двуязычном?

30 Я ведь и сам хоть рожден по сю сторону моря, однако

Тоже, случалось, писал по-гречески прежде стишонки.

Но однажды средь ночи, когда сновиденья правдивы,

Вдруг мне явился Квирин[69] и с угрозой сказал мне: «Безумец!

В Греции много поэтов. Толпу их умножить собою —

То же, что в рощу дров наносить, ничуть не умнее!»

Между тем как надутый Альпин[70] вторично Мемнона

Режет в стихах и главу уродует грязную Рейна,

Я для забавы безделки пишу, которые в храме

Бога поэтов (где Тарпа[71] судьей) состязаться не будут,

40 Да и не будут по нескольку раз появляться на сцене.

Ты лишь один из живущих поэтов, Фунданий[72], столь мило

Можешь прелестниц заставить болтать, столь искусно представить