20 И напрягаться, пока от огня размягчится железо.
Фанний счастливый! Он все сочиненья свои и свой облик
Выставил сам, хоть никто не просил. Но моих сочинений
Не читает никто; а публично читать опасаюсь
Я, потому что немало людей, порицанья достойных:
Им не нравится род мой! Возьми из толпы наудачу —
Этот терзается скупостью; тот честолюбьем несчастным;
Этому нравятся женщины; этому мальчики милы;
Этого блеск серебра восхищает, а Альбия — бронза.
Этот меняет товары от стран восходящего солнца
30 Вплоть до земель, где оно заходящими греет лучами:
Все умножая богатства, убытков страшась, он несется,
Он сквозь опасности мчится, как прах, воздвигаемый вихрем.
Все, кто боится стихов, ненавидят за них и поэта.
«Сено, — кричат, — на рогах у него[23]!» — «Берегись! Он пощады
Даже и другу не даст; приневолит себя, чтоб смеяться!
Только б ему написать, а уж там всем мальчишкам, старухам,
Из пекарни ль, с пруда ли идут, всем уж будет известно!»
Пусть! Но примите, прошу, два слова в мое оправданье!
Первое: я не считаю себя в тех, которым бы дал я
40 Имя поэта: ведь стих заключить в известную меру —
Этого мало! Ты сам согласишься, что кто, нам подобно,
Пишет, как говорят, тот не может быть признан поэтом.
Этого имени честь прилична лишь гению, духу
Божеской силы, устам — великое миру гласящим.
Вот отчего и комедия многих вводила в сомненье,
И поэма ль она, или нет, подвергалось вопросу,
Ибо ни силы в ней духа, ни речи высокой: отлична
Только известною мерой стиха от речей разговорных.
«Так! но и в ней — не гремит ли отец, пламенеющий гневом,
50 Ежели сын, без ума от развратницы, брак отвергает
И от невесты с приданым бежит, и при светочах, пьяный,
Засветло бродит туда и сюда!»—Но разве Помпоний,
Если бы жив был отец, не те же бы слышал угрозы?
Следственно, гладких стихов для комедии мало, хотя бы,
Меру отняв, мог и всякий отец так грозиться на сцене.
Ежели меры и такта лишить все, что ныне пишу я,
Как и что прежде Луцилий писал, и слова переставить,
Первое сделать последним, последнее первым (не так, как
В этих известных стихах: «Когда железные грани[24]
60 И затворы войны сокрушились жестоким раздором»):
В нас невозможно б найти и разбросанных членов поэта!
Но подождем разбирать, справедливо ль считать за поэму
То, что пишу я теперь. Вот вопрос: справедливо ль считаешь
Ты, что опасно писать в этом роде? Пусть Сульций и Каприй,
Оба охриплые, в жарком и сильном усердии оба,
Ходят с доносом в руках, негодяев к великому страху;
