В конце концов я воцарилась на сцене, хотя довеском к короне служили негативные прогнозы со стороны моих домашних и смешки друзей семьи, которые были в курсе моего тайного стыда. Я все больше утрачивала способность противостоять своему внутреннему диалогу, пока не пришла к выводу, что со мной определённо что-то не так, а я ничего не могу поделать, чтобы как-то исправить это. Я старалась, как могла, заглушить эти голоса, заставить их заткнуться, пытаясь убедить себя, что на самом деле я нормальная. Периоды мира и покоя случались у меня все реже и реже — только когда мне удавалось заслушаться чудесной песней или увлечься игрой с друзьями. Но в тишине ванной комнаты или во время утренней поспешной пробежки в школу мне становилось все труднее освобождаться от мёртвой хватки внутренних демонов, чьи голоса звучали как пародия на церковный хор, сбившийся с тона. Вместо того чтобы быть сочувствующей, доброй и мягкой по отношению к себе, я ощущала безнадёжность, враждебность и гнев.
По мере того как внутренний дискомфорт нарастал, я начала поиски того, что могло заглушить мои гадкие мыслишки и помочь мне лучше относиться к себе. Поиски эти начались с определённых видов пищи: шоколадные пирожные от Сары Ли и литр кока- колы, похоже, неплохо справлялись с задачей. Я научилась потихоньку проскальзывать во время ужина в комнату родителей, залезать в их кошельки и таскать мелочь, которая была нужна мне, чтобы получить свою ежедневную дозу. Это началось достаточно легко, поскольку магазинчик «7-Eleven» был прямо напротив нашего дома по Сорок Шестой авеню в Голливуде, штат Флорида.
Но шли месяцы, и этой дозы стало не хватать. Шумливые, темные внутренние голоса каким-то образом научились прокрадываться сквозь мой подсахаренный оптимизм. Мне надо было найти что-то другое, чтобы справиться с этими нежеланными вторжениями, и вернуть себе улыбку, даже если внутренний голос встречал порой эту улыбку угрозой «стереть её с лица».
Мой внутренний голод по хорошему отношению к себе стал сильнее, чем потребность нравиться другим или иметь репутацию хорошей девочки или «достойной юной леди». Я была одержима желанием изменить своё внутреннее состояние. Пристрастие к сладкому быстро переросло в нечто большее, и настало время первой сигареты и первой пробы наркотиков. «Травка», которая никогда не была моим коньком, плавно перешла в «колеса», успокоительные или депрессанты, как их называли в те дни. За ними, в свою очередь, потянулись психоделики, что ввело меня в мир изобилия прочих веществ. По мере новых наркотических «успехов» в создании моментов совершенного покоя — мантры почти каждой популярной песни тех дней — я впечатывала в свою юную психику способ мышления и поведения, в соответствии с которым для того, чтобы мне было хорошо, нужно было искать вне себя нечто, что поможет чувствовать себя лучше.
