Вопрос о праотчине, а не борьба и есть истинное начало истории, а международное исследование этого вопроса было бы уже началом искупления греха розни и борьбы…
Но полный мрак наступает позднее, когда является проповедник сверхчеловека, то есть убийца братства, поклонник неизбежности…
Пока существует разделение на ученых и неученых, до тех пор неизбежна будет эта безнравственная торговля, – и литература все более и более будет превращаться в промышленность, доставляющую развлечение, не составляющую, следовательно, необходимости, и народ будет видеть в ней лишь скоморошество.
Бессмертие, как привилегия только сверхчеловеков, не есть ли величайший эгоизм, несравненно больший, чем бессмертие, понимаемое как привилегия даже всех живущих, хотя и такое бессмертие также есть в сущности страшный эгоизм, ограничивающий высшее благо (бессмертие) одними живущими, одним поколением и отказывающий в нем всем умершим?
Большинство культурных людей, по-видимому, пришло к тому заключению, что жизнь не имеет никакого серьезного значения, никакого смысла.
Николай Онуфриевич Лосский
(1870 г., Кресловка, около Витебска, – 1965 г., Сен-Женевьев-де-Буа, Франция)
Русский философ, один из крупнейших представителей интуитивизма и персонализма. Главная задача философии, по Лосскому, – построить «теорию о мире как едином целом» на основе прежде всего религиозного опыта.
Знание есть одно из могущественных орудий разума при осуществлении его целей.
Без свободы нет добра.
В душе каждого человека, не слишком забитого судьбою, не слишком оттесненного на низшие ступени духовного существования, пылает фаустовская жажда бесконечной широты жизни.
В случае столкновения мотивов выбор всегда совершается в сторону сильнейшего мотива.
Внутренняя жизнь протекает во времени, а внешняя деятельность осуществляется во времени и пространстве.
Вопросы – это не суждения, а только зачатки суждений.
Глупость, неразвитость, неопытность, необразованность суть условия, создающие стеснения свободы выбора.
Даже такие простые содержания бытия, как цвета, звуки и т. п., в окружающей среде остаются, не восприняты даже и столь высоко сравнительно развитым деятелем, как человек.
Два гостя, входя в кабинет своего знакомого, видят комнату каждый по-своему; один сразу замечает бутылочку ликера на столе, а другой – новое художественное издание.
Для знания о том, что вещь существует год, вовсе не требуется целый год судить о ней, точно так же, как, сравнивая по величине две горы, я не должен сам быть величиной с гору.
