Каждый народ представляет такое же живое лицо, как и каждый человек.
Там только сила, где любовь, а любовь только там, где личная свобода.
Русский быт, органически возникший из местных потребностей и характера народного, заключает в себе тайну русского величия.
Нравственное достоинство человека высказывается только в обществе, а общество есть не то собрание людей, которые нас случайно окружает, – но то, с которым мы живем заодно.
Смешно было бы, если бы кто-нибудь из нас стал утверждать, что Россия сравнялась со своею Западной братиею во всех отраслях, или даже в какой-нибудь отрасли внешнего образования – в искусствах ли, в науке ли, в удобствах или щеголеватости житейских устройств. Поэтому благоговение, с которым Русский проходит всю Европу, – очень понятно.
Молится кто-нибудь и теперь, ибо – держится Россия!
Жизнь уже потому, что жива, имеет право на уважение, а жизнь создала нашу Россию.
Николай Федорович Федоров
(1829 г., Ключи, под Тамбовом – 1903 г., Москва)
Русский религиозный мыслитель, философ, православный священник, объявленный в конце жизни еретиком за оригинальную неохристианскую систему – космизм.
В чем же состоит общий долг всех людей? Если под ними разуметь существа разумные, то долг их относительно неразумной, слепой силы природы состоит в деле управления ею; если же на людей смотреть как на живущих и переживших тех, кто дал им жизнь, то долг их относится ко всем умершим; если, наконец, смотреть на них, как на сынов умерших отцов, то долг их относится ко всем отцам и предкам, от века минувшим.
Нужно себе представить этот орден бессмертных сверхчеловеков, спокойно созерцающих гибель одного поколения за другим, чтобы понять весь ужас положения самих привилегированных «бессмертных»!
Гроб бедных едва отличается от гроба богатых: у одних он сосновый, у других дубовый, вот и вся разница…
Допустим (как это ни трудно признать), что смерть – не зло.
Но как отделить ее от всего, что причиняет боль и утрату, что сокращает силы, способности, убивает жизнь? Не признающий смерти злом ничего не должен признавать за зло, кроме разве жизни.
Если в основу жизни мира положить опьянение, то такой мир будет миром падения.
Верования древних давали единство, смысл, цель жизни, определяли ее задачу; самоубийство тогда было немыслимо, и если бы случился такой факт, самоубийца вызвал бы всеобщий ужас, омерзение к себе, как подлый изменник отцам, предкам, нуждавшимся в его служении для их загробной жизни.
