– Надеюсь, – хмыкнула Дина и вернулась к прежней теме: – Ну, так что? Пробуем?
Желто-зеленые глаза смеялись в ответ:
– А если мы с тобой представим разные платья? Разные фасоны, разные туфли, разные сумочки? Давай лучше представлять будешь ты, а я буду подпитывать тебя энергией.
– Давай! И тогда Дрейк узнает, каково это, ходить в платьях и на каблуках. Хотя бы на минуту.
– Главное, чтобы в этот момент он был один.
– Нет, – уверенно качнулась русая челка, – главное, чтобы в этот момент он как раз был не один! Так будет веселее.
В момент произошедшего Дрейк как раз был не один.
Не просто не один, а, стоя на установленном на широкой сцене помосте, выступал перед аудиторией, состоящей из сотен человек – «толкал» речь. Вообще-то, он мог бы ее не толкать – мысленно распределить нужную информацию в ментальном поле, и представители Комиссии за доли секунд считали бы ее извне, но Дрейку захотелось эффектности – вновь приблизиться к людям, собрать всех воедино, выступить публично. И он выступал. Звучно вещал о том, что вскоре одиннадцатый блок нужно будет объединить с тринадцатым, что с исполнителей тринадцатого, которые ранее занимались сбором и обработкой статистики, уйдут обязанности, которые заменятся на обработку данных по энергозатратам тринадцатого и четырнадцатого Уровней, что макет здания Комиссии нужно преобразовать – изъять малоиспользуемые этажи и скомпоновать архитектурный проект иначе…
Сотни мужчин, расположившихся в креслах, как перед экраном кинотеатра, внимали каждому его слову. Сидели молчаливые, собранные, предельно сконцентрированные, и, вероятно, тоже не понимали, для чего в этот полуденный час их собрали в одном помещении, но претензий не высказывали. Естественно. На то он и Начальник, чтобы делать все, что захочется – даже, если ему хочется по-старинке выступать перед толпой. Представители Комиссии не роптали – знали, если Дрейк Дамиен-Ферно что-то задумал, значит, для того имелась необходимость и глубокий смысл.
Смысла как раз не было, но Дрейк наслаждался. Слишком давно не видел их всех вместе, слишком давно не созерцал лиц, глаз, их выражений. Он не столько доносил новую информацию, сколько, ведя на фоне мыслительный процесс, размышлял о самой Комиссии в целом – как преобразовать не отдельные ее элементы, а структуру в целом. Людей. Быть может, вновь сделать их более эмоциональными? Не потеряли ли они в качестве жизни, сведя уровень энергопотерь за счет урезания эмоциональной составляющей почти до нуля? Не превратились ли, как частенько говорила о «серебристоформых» Бернарда, в роботов?
