- У меня розовые щеки?
- Когда не злишься.
- Рассказывай… - шептала Софья.
- Там белый мох. Нога в нем тонет, как в пене. Тепло нам будет спать на таком мху. Он весь прогрет солнцем. Там папоротник и дикий лиловый вереск.
- Говори…
- Там синие озера, а берега покрыты сочной травой, и она стелется под ветром, шумит. А в траве запутались ветки ежевики, колючие, как твой нрав. Сейчас. ежевика собрала в гроздья красные ягоды. Я накормлю тебя ими, когда они почернеют.
Они так и уснули сидя, кашляя от дыма и вздрагивая от внезапных, как укол шпагой, укусов комаров.
С этого дня отношения их изменились. Они по-прежнему мало говорили друг с другом, но не только перестали ссориться, но потянулись друг к другу, ища понимания и сочувствия.
На шестой день пути Алексей и Софья вышли к извилистой, полноводной реке. Возившийся с сетью старик сказал, что река эта - Мета, что перевезти их на другой берег он, конечно, может, отчего не перевезти, но вечер уже и гроза начинается, а потому «идите-ка вы, голубоньки, в деревню да попроситесь на ночлег».
Видно, и впрямь собиралась гроза. Ветер посвежел, поземкой мел по дороге пыль, трепал ветки прибрежной ивы и сыпал в темную воду листья.
У околицы Алешу и Софью догнала молодая чернобровая баба в сарафане из крашенины и красном повойнике. На затейливо расписанном коромысле она несла деревянные бадейки, полные воды.
- Силины? Зачем они вам? Дедушка послал? Пойдемте…
Дверь в избу была отворена, в сенцах бродили куры, долбили клювами земляной пол.
Алеша шагнул в избу и замер удивленно. Снаружи силинская изба ничем не могла привлечь внимание: сруб в две клети, узкие, затянутые рыбьим пузырем окна, крыша в замахренной дранке с невысокой трубой. Алеша еще подумал - хорошо, что изба не черная, сажи на стенах не будет. Какая там сажа, внутри вся изба пестрела, цвела красками. И огромная печь, и лавки вдоль стен, и посуда, туески да короба, - все было разрисовано цветами, рыбами, птицами. Больше всего было лошадей, нарисованных неумело, но так резво и весело, что душа радовалась.
- Ой! Кто ж это все у вас так разукрасил? - восторженно спросила Софья, и Алеша оглянулся на нее с удивлением, таким вдруг теплым и ласковым стал ее голос.
- Это золовка моя,- чернобровая баба кивнула на сидящую за прялкой девочку лет четырнадцати.- Даренка, что дверь настежь?
- Только мне дела- за дверьми следить,- звонко отозвалась девочка.- Мое дело прясть, сами велели!
- Да языком молотить целый день, да стены пачкать,- ворчливо заметила темная, сухая старуха, месившая на залавке квашню.
