Ворон | страница 43



Николай Николаевич видел состояние племянника, но решил, что это лишь разочарование от промаха. Желая ободрить, хлопнул его по спине:

– Ладно, чего сопли распустил? Все когда-нибудь мажут. В твои годы это не так зазорно. – Помолчав, добавил: – Хотя я не мазал. А у меня-то ружьё без прицела было.

Дядя улыбнулся. Хотел сказать Диме что-нибудь доброе, как-то поддержать его. Но не придумал как.

– Ну всё. Идём дальше. Может, отквитаешься, если повезёт. Солнце ещё высоко.

Глава седьмая


Вернувшись в зимовье, охотники обнаружили, что обыгавшееся мясо опять расклевал ворон. Сложив у двери ношу, они растерянно выглядывали оставленные клювом отметины.

– Опять целый кусок стащил. – Витя отворил дверь. – Куда ему столько? Назло нам что ли?

Николай Николаевич выругался и поспешил в дом, к печке. «Хороши охотнички, – думал он. – Какую-то птицу прибить не могут. Глупость. Никогда такого не было». Своих мыслей он, конечно, озвучивать не стал и вообще этим вечером говорил мало.

Его племянник был так же молчалив. Выглядел потерянным, без меры утомлённым, будто в этот день бегал за соболями сам, вместо собаки.

После ужина Витя лежал на койке, выстукивал пальцами по матрасу и косился на Николая Николаевича. Тот и в городе пил редко, а уж на охоту спиртное вовсе запрещал брать. «И зря. Сейчас бутылочка-другая не помешала бы… А так только скучать остаётся», – думал Витя, почёсывая шею. Вздохнув, он обратился к Артёмычу:

– Слышь? Ты вот никогда не задумывался, что каждый год у нас две зимы, а каждый день – две ночи?

– Чего? – поморщился Артёмыч.

– Смотри, – улыбнулся Витя. – Год начинается первого января.

– Ну?

– Зима у нас с декабря по февраль. Так? Значит, год начинается с двух месяцев зимы, потом – весна, лето, осень, и снова – зима, только теперь один месяц. То же и в сутках. Начинается день в двенадцать часов… ночи! То есть сперва идет ночь, потом, где-то в четыре или пять часов, наступает утро, далее – день, вечер, и часов с десяти или одиннадцати опять – ночь!

– Ты что, головой ударился? – хохотнул Артёмыч.

– Ну ты согласен, что так?

– Не знаю. По мне, так и ночь одна, и зима одна.

– Ну и бог с тобой.

– Думаешь, пугало поможет? – Артёмыч обратился к Николаю Николаевичу.

Тот не ответил.

Артёмыч взглянул в окно на едва заметный в темноте трупик птицы. Этим днём Николай Николаевич, возвращаясь в зимовье, заметил на высокой ветке чёрного ворона. Тот, склонив голову, смотрел вниз, на чужаков. Николай Николаевич поднял ружьё. Дима, шедший следом, подумал нарочно хрустнуть веткой, чтобы упредить птицу, но не успел этого сделать – весь был в терзаниях, потрясённый своим промахом и последовавшей разделкой ещё живого соболя. Грохнул выстрел. Ещё не прекратилось шумное эхо, как мёртвая птица съюркнула в сугроб. Тамга, подбежав к ней, залаяла. Дядя вытянутой рукой поднял окровавленного ворона за крыло.