|
| Another lamentation came from Hjalmar's copybook. Oh, it was dreadful to listen to. | Громко стонала и тетрадь Яльмара; просто ужас брал, слушая ее! |
| On each page the capital letters stood one under the other, each with its little letter beside it. This was the copy. | На каждой странице, в начале каждой строки, стояли чудесные большие и рядом с ними маленькие буквы -- это была пропись; возле же шли другие, воображавшие, что держатся так же твердо. |
| Next to these were the letters which Hjalmar had written. Though they thought they looked just like the first ones, they tumbled all over the lines on which they were supposed to stand. | Их писал сам Яльмар, и они, казалось, спотыкались об линейки, на которых должны были бы стоять. |
| "See, this is how you should hold yourselves," said the copy. "Look, slanting like this, with a bold stroke." | -- Вот как надо держаться! -- говорила пропись. -Вот так, с легким наклоном направо! |
| "Oh, how glad we would be to do that!" Hjalmar's letters replied, "but we can't. | -- Ах, мы бы и рады, -- отвечали буквы Яльмара, -да не можем! |
| We are so weak." | Мы такие плохонькие! |
| "Then you must take medicine," Ole Lukoie told them. | -- Так я угощу вас детским порошком! -- сказал Оле-Лукойе. |
| "Oh no!" they cried, and stood up so straight that it was a pleasure to see them. | -- Ай, нет, нет! -- закричали они и выпрямились так, что любо! |
| "Now we can't tell any stories," said Ole Lukoie. "I must give them their exercises. | -- Ну, теперь нам не до сказок! -- сказал Оле-Лукойе. -- Будем-ка упражняться! |
| One, two! One, two!" | Раз-два! Раз-два! |
| He put the letters through their paces until they stood straight, more graceful than any copy could stand. | И он довел буквы Яльмара до того, что они стояли ровно и бодро, как любая пропись. |
| But when Ole Lukoie left, and Hjalmar looked at them in the morning, they were just as miserable as ever. | Но когда Оле-Лукойе ушел, и Яльмар утром проснулся, они смотрелись такими же жалкими, как прежде. |
| Tuesday | Вторник |
| As soon as Hjalmar was in bed, Ole Lukoie touched all the furniture in the room with his little magic sprinkler, and immediately everything began to talk. Everything talked about itself except the spittoon, which kept silent. It was annoyed that they should be so conceited as to talk only about themselves, and think only about themselves, without paying the least attention to it, sitting so humbly in the corner and letting everyone spit at it. | Как только Яльмар улегся, Оле-Лукойе дотронулся своею волшебною спринцовкой до комнатной мебели, и все вещи сейчас же начали болтать между собою; все, кроме плевательницы, -- эта молчала и сердилась про себя на их суетность говорить только о себе да о себе и даже не подумать о той, что так скромно стоит в углу и позволяет в себя плевать! |
