— Мои извинения. Я думал, что ты, должно быть, уже заглядывала в расписание. Я буду обязательно держать тебя в курсе дел отныне и впредь. Но ты права, это будет чёртова пытка.
Она сделала гримасу.
— Плохо уже то, что мы здесь, чтобы ... — мы поднимались по тесной витой лестнице, как её голос резко понизился, когда мимо нас прошёл японский император. — Быть лотами на аукционе как в средние века, но плюсом нашей ситуации может быть то, что мы, по крайней мере, присоединимся к обществу взрослых, понимаешь? Только, полагаю, это тоже лишь фарс.
Она попала в точку.
— По-моему, то, как ты используешь девушку, указывает на жуткое женоненавистничество, Эльз.
Когда я назвал её так, у неё было удивлённое, хоть и довольное выражение лица, и мне оно определённо нравилось.
Какого хрена?! Это второй день, а я уже думаю о какой-то ерунде.
— Что ж, а вы весьма разборчивы.
В то время как её глаза искрились задорным огоньком, её губы были крепко сжаты, будто она что-то старательно сдерживала за ними. Это уже не первый раз за то короткое время, что мы знакомы.
Это было не моим делом, но вопрос вылетел сам собой:
— Почему ты делаешь это?
— Делаю что? Оскорбляю? — она отклонилась назад, осматривая меня с головы до ног. — Я отчётливо ощущаю, что никто, кроме твоего брата, не видит в тебе недостатков. Я же считаю своим долгом напомнить тебе о скромности.
Она что, считает меня совершенством? Или насквозь состоящим из недостатков? Я в равной степени заинтригован этими двумя сценариями. Хотя, она права. Никто, кроме Волчицы и Лукаса, ни разу не посмел указать на мои недостатки.
— Это оскорбление?
Хитрая ухмылка очертила уголки её рта.
— Решай сам, — и снова её губы сжались, удерживая за собой то, что она так отчаянно там хранила.
— Вот это, — я указал на её лицо. — Что ты там держишь?
Её глаза, такие тёмно-синие сейчас, заметно округлились. И потом она глубоко вздохнула:
— Моя мать настаивает на том, что неприлично смеяться в обществе. Знаю, это, вероятно, повергнет тебя в шок, но некоторые манеры я стараюсь соблюдать.
Меня самого пробрал смех.
— Ты можешь спросить меня, не девственник ли я, вскоре после знакомства, но не будешь смеяться в обществе?
К моему удивлению, на её бледных щеках проявился розовый румянец. Но это было не самое плохое: она цыкнула на меня, когда сдвинула меня в сторону укромного уголка на лестнице. От этого движения меня обдало долгим шлейфом её духов. Черт, как хорошо она пахла.
— Хорошо. Вчера я вела себя по-свински. Я уже это признала, — её глаза следили за лестницей, прежде чем они надолго вернулись ко мне. И странно было то, что мне физически пришлось бороться с дрожью, пока они смотрели на меня. — Просто... я не хотела понравиться тебе. Во всяком случае, не сразу.
