Мы сидели дома, жадно ожидая известий, которые приносила прислуга и более храбрые соседи. Бабушка не выходила сама и боялась выпустить нас на улицу. В городе была слышна стрельба. Соседи приносили сообщения о стычках на улицах, о разгроме лавок и панике жителей.
В квартирах срочно запасали воду и продовольствие, какое только можно было достать. Но 17 октября магазины вдруг открылись и пошли трамваи, а на следующий день, 18 октября, в утренних листках телеграмм, выпускаемых Киевскими газетами, был напечатан царский манифест о даровании населению «основ гражданских свобод».
Бабушка, спустившаяся к Галицкому базару, принесла известие, что в городе идут манифестации, переходящие в драки между сторонниками Манифеста и «защитниками царя». Вечером у киевской городской Думы на Крещатике войска стреляли в толпу, а на Подоле, на Галицком базаре и на Лукьяновке начался еврейский погром, который постепенно охватил весь город.
Погромы продолжались несколько дней -до 21 октября. По словам бабушки, войска и полиция легко могли прекратить их, но не делали ничего. Они равнодушно смотрели, как погромщики, босяки и оборванцы громили еврейские квартиры и лавки, выбрасывали на улицу мебель, имущество, товары, уничтожая и портя менее ценные и раскрадывая более дорогие вещи. Полиция, особенно на Подоле, не только спокойно смотрела на погром и убийство евреев, но даже призывала погромщиков «бить жидов». Войска и казаки сохраняли нейтралитет, отвечая на мольбы евреев о защите, что «им это не приказано». Войска защищали и охраняли не избиваемых, а громил, деливших между собой имущество евреев.
Из окон нашей квартиры мы хорошо видели, как начался и шел погром на Галицком базаре. Базар в просторечьи назывался Еврейским из-за множества лавчонок и магазинов, принадлежавших евреям. Это был район еврейской бедноты. Магазины, выходившие на тротуары, которые окружали полукольцом Базарную площадь со стороны Бульварно-Кудрявской улицы, Бибиковского бульвара, Мариинско-Благовещенской и Жилянской улиц, были маленькими лавчонками, где редко можно было найти больше одного приказчика. На самой базарной площади был «толчок»:
здесь стояли палатки с навесами и открытые столы, где продавались рвань и барахло и всякая всячина, от гвоздей и замков и до пирожков с требухой. Это было небольшое богатство. Мы видели, как погромщики тащили одежду, материю, обувь, галантерею, ругаясь и вырывая добычу друг у друга. Толстенная баба с медным лицом, в очипке (чепец), тащила, задыхаясь, детскую кровать и модную широкополую шляпу с букетом цветов или перьев. Ободранный босяк, в новеньком черном сюртуке, деловито тащил несколько коробок с ботинками. Другой оборванец с лохматой бородой нес коробку с сорочками и стенные часы. Какие-то люди в поддевках (мелкие торговцы, приказчики или дворники?) торопливо разбирали выкинутые из разбитых лавок на площадь и на тротуары товары. Полиция участвовала в грабеже, забирая наиболее заманчивые «трофеи». Погромщики врывались в дома и вытаскивали оттуда не только имущество, но и избитых, окровавленных людей, от которых требовали прочесть молитву или показать царский портрет. В квартирах оставались трупы убитых.
