— Видите ли, сэр, мы попытаемся привести в соответствие курс и скорость, но, честно говоря, это и есть самое сложное. Перехватить их будет нетрудно — скорость мы набрали. Потом мы переставим дополнительный полифлектор на «Тихо Браге»...
— Да сбазибо, — вежливо сказал Маршан, но он не слушал разговоров о машине Эйзеля. Пока она существует, он воспользуется ею, его совесть не позволит ему отказаться от этого, но детали ему не нужны.
Из-за нее столько жизней было потрачено впустую.
Каждый год в анабиозе на «Тихо Браге» означает месяц жизни для находящегося в нем тела. Дыхание было замедлено, но не остановлено. Сердце не билось, но кровь перекачивалась насосом; по трубкам в спящую кровь поступали сахар и минеральные вещества, катетеры удаляли продукты распада. А до Грумбриджа 1618 было девяносто лет полета.
Лучшее, на что мог надеяться сорокалетний человек по прибытии — быть возвращенным в тело, биологический возраст которого составлял около пятидесяти, — в то время, как все его родственники на Земле давно умерли, друзья обратились в прах.
Это того стоило. Или так думали колонисты — подчиняясь червячку, извивавшемуся в позвоночнике исследователя, непреодолимому стремлению, гнавшему их вперед, ради богатства, мощи и свободы, которые мог дать им новый мир, и ради места, которое они могли занять в истории, — место не Вашингтона, даже не Христа. Они должны были занять место Адама и Евы.
«Это того стоило», — подумали тысячи людей, добровольно отправляясь в полет. Но что они подумают, когда сядут на планету!
Если они сядут, не зная правды, если какой-нибудь корабль вроде корабля Эйзеля не догонит их в космосе и не скажет им ее, они испытают величайшее разочарование, какое только испытывал человек. По первоначальному плану перед экспедицией «Тихо Браге» к Грумбриджу 1618 еще сорок лет пути. После того как Эйзель изобрел сверхсветовой двигатель, они найдут планету, населенную сотнями тысяч людей, с работающими заводами, строящимися дорогами, где будут заняты лучшие земли и будет написана уже пятая глава исторических трудов... и что тогда подумают три тысячи стареющих искателей приключений?
Маршан застонал и вздрогнул не только из-за того, что корабль стартовал и ускорение прижало его грудную клетку к позвоночнику.
Когда заработал полифлектор, он проплыл через пилотскую кабину, чтобы присоединиться к остальным.
— Я никогда не был в космосе, — сказал он.
— Ваша работа была на Земле, — с большим уважением сказал Эйзель.
