Но Пахо, гибский разбойник, умеет владеть собой. Хотя он мог бы еще долго валяться на пажити, потому что эти ненасытные утробы его даже и отпускать не хотели, но он все-таки ускользнул от них. Уже начинало светать, и те, кто бодрствовал до сих пор, могли бы и заснуть, но для Пахо, как ни для кого иного, это была бы смерть. Поэтому он возвращается к огню, где паны еще лежат, вытянув застывшие от холодной росы ноги. Он раздувает огонь, ворошит угли, а когда костер разгорается, сначала тихо, потом сильнее, свистит в два пальца. Паны вскакивают и в страхе садятся. «Ха-ха-ха! — смеется Пахо, — вставайте, — кричит он, — а то потом ног не разогнете… Давайте танцевать, дорогие мои гости, давайте танцевать». И Пахо пускается в пляс, и прочие несмело присоединяются к нему… Искрутились ноги Пахо и согнулись, как будто это вовсе и не ноги, а рога, так прокалывают они воздух во все стороны… «Гей! — кричит Пахо, — шевелись, симулянт безногий, и пляши, старайся… Ух!» — ревет Пахо.
Этот танец поведет
в Гибы весь честной народ.
Прямо к дому моему,
всем вам будет по уму,
бабы очень хороши,
веселися от души…
Танцы кончаются даже скорее, чем Пахо отпускает своих незваных, конечно, но все же гостей, стреляет им вслед поверх голов дважды из двух пистолетов, а потом еще раз, чтобы в полной тишине он мог кое-что высказать из своих самых сокровенных мыслей, которые, однако, он выражает аллегорически. Он, конечно, знает, чего таить, что многие из присутствующих здесь панов владеют какими-никакими замками, стадами свиней в долине, на урожайных землях. Знает и то, что многие из них уберутся туда как можно скорее на своих быстрых упряжках, чтобы он их не достал. Однако он хочет дать им понять, что не так это будет просто и что он может, когда ему заблагорассудится, где угодно до них дотянуться. «Те, которые, как слизняки, растягиваются по долинам, — между прочим, начинает он, — думают, что там, где земля плоская как доска, богатыри без надобности. Но это ошибка! Там-то они как раз и надобны, чтобы паны не разрастались непомерно и не заполонили бы и горы. А сам я, мирный Пахо, вскоре там побываю и подурачусь с моими тамошними друзьями, потому что паны прогнили и опухли от беззаботной жизни. Разве есть в долинах семиглавые драконы? Нет, конечно, они есть только в горах. И все, кто там, внизу, накачивает пузо слабым вином и ни разу не слышал самогонного запаха, разве знают они что-нибудь о борови́чке? Нет, не знают, хотя это весьма благородный напиток! И когда такой панок заберется в горы, он испугается скал и картошки… Обещаю вам, друзья, — продолжает Пахо, — скоро я к вам прибуду погостить немножко…»
