— Мало стало молока, — сказала старуха, плеща молоком в подойнике и глядя на корову.
— Тельная, — ответил Поликарп.
Он подождал, пока старуха со всей своей справой выйдет, а потом с удовольствием принялся за обычную работу, задал скоту корм: корове полведра изрубленной мелко соломы, волам целое ведро. Потом взялся за метлу.
— Эй вы, на место! — замахнулся он метлой на волов и стал убирать навоз. Он насаживал его на вилы, относил в навозную яму и только потом насухо выстилал весь пол мякиной и мелко изрубленной соломой. Он выпустил птицу и сразу же услышал, как бабка сзывает кур: «Цып-цып-цып». Старуха, стоя на крыльце, сыпала курам зерно. Они весело копошились около нее, клевали друг друга, вырывали зерна из клювов, дрались. Поликарп все же отметил, что у бабки сегодня какой-то грустный голос… Она работает, но устало, через силу. Он постарался отогнать грустные мысли и понес скоту сена. А накормив и напоив скот, отправился в кухню завтракать. Но есть ему не хотелось, и старуха не ела. Он напился теплого еще молока и откусил от ломтя хлеба с маслом.
— Ну как, пойдете? — спросила бабка.
— Пойдем, — ответил он.
— Тогда поешь как следует, — приказала она, — на этой траве сразу проголодаешься.
— Что-то мне неохота, — ответил Поликарп. — А вы что же не едите ничего?
— Ну, что я, — вздохнула старуха.
Он быстро встал и вышел. Запряг волов в телегу, щелкнул бичом и тронулся. Только тогда на ступенях показалась бабка.
— Осторожно! — закричала она.
Он кивнул, задержавшись взглядом на ее лице. Ничего необычного он не заметил, да и глядела она вроде как всегда, и он немного успокоился. Перед домом Якуба он остановился, ему и кричать не пришлось.
Якуб выглянул из окна.
— Едем?
— Садись давай!
Молча они двинулись в путь. Воз подпрыгивал на каменистой дороге, чуть всю душу им не вытрясло. Облегчение настало, только когда они выехали на мягкую полевую дорогу. Волы часто останавливались, наклонялись то в одну, то в другую сторону, щипали траву, а потом бегом, поднимая тучу пыли, спустились по бережку. Равномерное движение воза убаюкивало, Поликарп и Якуб наслаждались отдыхом. Якуб вытащил кисет и пачку бумаги. Он предложил Поликарпу, и они оба скрутили по самокрутке. Загорелись их самокрутки хорошо и приятно запахли.
— Зима суровая будет, — сказал Якуб, затянувшись.
— Отчего? — точно пробуждаясь, спросил Поликарп.
— Отчего? — удивился Якуб. — Да лето было жаркое.
— Это правда, — будто с трудом согласился Поликарп, не было у него сил для разговора. Снова вспомнилась ему бабка. Сколько же это ей лет, задумался он. Восемьдесят, что ли? Да, восемьдесят, с удивлением убедился он.
