Что до меня, я не хотела никого защищать: ни мужа, ни сына, ни невестку Жофку, пусть земля ей пухом будет, однако не все, что люди говорят, правда. Кое в чем нельзя верить ни брату, ни сестре, не то что чужому человеку. Хорошо еще, что дитя в живых осталось, бедняжечка.
Когда я услышала, что случилось, я едва на ногах устояла. Я как раз была в огороде, окапывала свеклу, а тут мне соседка и кричит: «Зуза, твоя невестка бросилась под поезд!» У меня тяпка из рук вывалилась, и земля подо мной закачалась. Я так испугалась, что все у меня помутилось, и я бросилась бежать к железной дороге. Я немного пробежала и увидела, как ее везут, несчастную, всю изрезанную. Я подбежала, обезумевшая от ужаса, но лесник Голар только махнул рукой. Было поздно. Ее чем-то закрыли, я даже не видела ее близко, только кровь кое-где проступала. Только потом я увидела на руках у лесника ребенка, мальчик улыбался мне, и мне чуть полегчало…
Так вот, я говорю, сперва там, в огороде, я страшно испугалась, а потом, когда я увидела живого внука, мне полегчало. Я шла за этим печальным возом, и ребенок расплакался у меня на руках. Я успокаивала его, качала, наконец он, бедняжечка, угомонился. И тут, даже не знаю почему, меня злость разобрала на Жофку. Я злилась на нее, и зло перешло у меня в слезы. Я так долго плакала, меня всю било, даже ребеночка разбудила. Он, однако, не заплакал, а смотрел, как я плачу.
Я скажу вам, милый человек, откуда эта моя злость. Чтобы вы правильно поняли. У нас дома, там, где я родилась, очень редко, когда люди себя жизни лишали. Это в наших местах было событие, из ряда вон выходящее. Я помню, мать моя, покойница, рассказывала, что наш сосед, старик Луцко, руки на себя наложил, повесился в собственном саду, так тот, говорили, пил до умопомрачения, и у него это перешло в мозговую болезнь. Пропил поле, пропил гумно, двор, сено на лугах и только потом это сделал. Его жена и дети его еще до света сняли, но скрыть ничего не удалось. Все сразу узналось. И событие это до того всех перепугало, точно какая чума. И когда мы ходили в день всех святых на кладбище отнести цветы и зажечь свечи, мать нам показывала в уголке у ограды могилу без креста, где лежал старый Луцко. Я и сама помню один такой случай. Это был Гартош, воинский начальник. Он был из наших краев, но служил в городе. Когда Гартош вышел на пенсию, он вернулся со своей женой в деревню. Они отремонтировали унаследованный дом, даже черепицу сменили, так что издалека было видать, как она краснеет. Это были добрые и скромные люди. Детей у них не было. Он иногда напивался, но не дрался, только выкрикивал команды. Кое-кто над ним смеялся, но он точно не слыхал. Они жили там у нас уже лет десять, когда вдруг открылось, что у этого пана с соседкой двадцатилетний сын. Никто не мог понять, когда и как это могло случиться, поэтому все очень удивлялись и сообщили его жене. Она сразу уехала, и больше ее никто в деревне никогда не видел. Говорили, что она утопилась в Комарне, но вряд ли это было так. После исчезновения жены пан как-то сразу опустился, и однажды его нашли в лесу мертвого. Говорили, он засунул в рот гранату и взорвал ее…
