Мне тогда пришло в голову, что если бы кто-нибудь из сотрудников отряда дознался, о чем я думаю и над чем работаю в своей лаборатории, то я непременно оказался бы в числе тех, кто был приговорен к мучительной смерти в этой ужасной тюрьме.
Молча слушал я пьяную болтовню жандарма. От него я узнал, кого и для какой цели я буду лечить.
До того дня я не знал, что такое полигон Аньда. Это мне объяснил тогда начальник тюрьмы. Теперь, после хабаровского процесса, все знают, что полигон Аньда был местом боевых бактериологических испытаний, проводимых на живых людях.
За день до моего прихода в тюремную амбулаторию на этом полигоне проводились очередные «учебные занятия». Пятнадцать заключенных, подвергнутых испытанию действия бомбы «системы Исии», были привезены оттуда на самолете и помещены в тюремную больницу. А так как врач, «обслуживавший» отделение зачумленных, выехал куда-то, меня назначили на время его отсутствия лечить больных. Не думайте, что я шучу над вами… Да, заключенных лечили. Даже усиленно. Лечили для того, чтобы через несколько Недель ввести в их организм новую порцию бактерий или снова отправить на полигон Аньда. Так поступали с каждым заключенным до тех пор, пока болезнь не одолевала его окончательно…
Фукуда потер лоб. Повязка сдвинулась с места, причинив ему жгучую боль, но он не заметил ее. Мысли его снова были там - в «отряде 731». Он словно наяву видел угрюмую палату тюремной больницы и пять коек, стоявших вдоль стены. Лежавшие на них люди, изнуренные болезнью, походили на трупы.
- От начальника тюрьмы я направился к главному врачу, - продолжал свой рассказ Фукуда. - Это был неразговорчивый человек, который коротко сказал, что я должен заняться пятнадцатью чумными больными. Да, он допускает возможность, что больные не справятся с последними испытаниями. Бактерии, введенные вчера в их организмы, открыты полковником Отомурой. Они необычайно сильны, и побороть их больные вряд ли в силах. Говоря это, главный врач довольно усмехнулся.
…Я вошел в палату. Склоняясь над койками больных, я видел изможденные лица, на которые нечеловеческие муки наложили неизгладимую печать. Все они были в бессознательном состоянии. Я немедленно взял у них кровь па исследование и, не ожидая, пока это сделают в лаборатории, сам произвел все анализы.
Потом я вернулся в палату. Один из больных лежал с открытыми глазами. Лицо его выражало непередаваемую муку. Я сделал ему впрыскивание, чтобы ослабить боль. Никогда, - голос Фукуды задрожал, - никогда я не забуду его взгляда… У него уже не было сил, чтобы выразить свою ненависть к нам хотя бы взглядом. Он просто жаждал смерти. Я помог ему умереть… Я впервые в жизни убил человека. Убил из сострадания.
