| По утрам, когда он впервые ступал всей тяжестью на эту ногу, голова у него кружилась от боли, он чуть не терял сознание, но потом в течение дня боль обычно утихала и возобновлялась только к ночи, когда он забирался под одеяло и пробовал уснуть. |
| Yet he, who had been a clerk and sat at a desk all his days, toiled till the Indians were exhausted, and even out-worked the dogs. | И все же этот человек, бывший счетовод, полжизни просидевший за конторкой, работал так, что индейцы не могли угнаться за ним; даже собаки и те выдыхались раньше. |
| How hard he worked, how much he suffered, he did not know. | Сам он не сознавал даже, сколько ему приходилось работать и терпеть. |
| Being a man of the one idea, now that the idea had come, it mastered him. | Он был человеком одной идеи, и эта идея, однажды возникнув, поработила его. |
| In the foreground of his consciousness was Dawson, in the background his thousand dozen eggs, and midway between the two his ego fluttered, striving always to draw them together to a glittering golden point. | На поверхности его сознания был Доусон, в глубине - тысяча дюжин яиц, а его "я" витало где-то на полдороге между тем и другим, стараясь свести их в одной блистающей точке. |
| This golden point was the five thousand dollars, the consummation of the idea and the point of departure for whatever new idea might present itself. | Этой точкой были пять тысяч долларов -завершение его идеи и отправной пункт для новой, в чем бы она ни заключалась. |
| For the rest, he was a mere automaton. | Во всем остальном он был просто автомат. |
| He was unaware of other things, seeing them as through a glass darkly, and giving them no thought. | Он даже не сознавал, что в мире есть что-нибудь иное, видел окружающее смутно, как сквозь стекло, и относился к нему безразлично. |
| The work of his hands he did with machine-like wisdom; likewise the work of his head. | Его руки работали с точностью заведенной машины, так же работала и голова. |
| So the look on his face grew very tense, till even the Indians were afraid of it, and marvelled at the strange white man who had made them slaves and forced them to toil with such foolishness. | Выражение его лица стало настолько напряженным, что пугало даже индейцев, и они удивлялись непонятному белому человеку, который сделал их своими рабами и заставлял так неразумно тратить силы. |
