Оказалось, такие люди были. Шофер сказал, что ему велено доставить меня, и, по возможности, родителей, к заведующему областным отделом народного образования товарищу Карпинскому.
Я быстренько оделся, мы заехали в больницу за мамой, и буквально через полчаса предстали перед очами ответственного товарища. Он нам не представился, будучи в твердой уверенности, что такого важного человека все знать просто обязаны.
В просторном кабинете, за столами в форме буквы Т, помимо ответственных товарищей и нас с мамой, обнаружился Николай Николаевич. Директорские усы грустно свисали. Он шумно сопел и вытирал со лба пот несвежим носовым платком, хотя в кабинете было нежарко. На меня директор старался не смотреть. Даже по осанке было видно, что товарищи явно делали с ним что-то нехорошее как раз перед нашим приходом. Может даже, вогнали в зад клизму со скипидаром и патефонными иголками.
Похоже, теперь наша очередь.
— Почему облоно узнает о ваших художествах с ускоренным изучением школьной программы в последнюю очередь? — гневно осведомился ответственный товарищ.
— Каких таких художествах? — спросил я. — У нас что, уже вне школы учиться запрещено?
Меня поддержала мама. Дальнейшее вылилось в бурное обсуждение антиобщественного поведения Семецких. Как же, не поставили в известность инстанции! Скрыли талант, отдали вундеркинда в лапы москвичей! Ничего не сделали для любимого города и его руководства!
Из отдельных реплик, щедро сдобренных цитатами классиков марксизма-ленинизма понемногу вырисовывалась картина маслом. Чиновники были недовольны. Особо сильно расстраивался их главный, товарищ Карпинский. Логика его была проста.
Родители виновны в том, что позволяли юному дарованию учиться бесконтрольно. Директор школы тоже проявил преступную халатность, считая возможным составлять какие-то свои программы обучения меня в обход руководства. Наверное, предполагали ответственные товарищи, преступному директору хотелось дешевой популярности и дутой славы.
Но прегрешения Николай Николаевича были, по мнению Карпинского, несравнимы с антиобщественным поведением моих родителей, которые чуть чего, начали писать в Москву. И теперь ничего поделать нельзя. Школьника Семецкого приглашают в МГУ для оценки его знаний. То, что звонил ректор и академик, это еще ничего. Но почему о Семецком стало известно министру просвещения товарищу Каирову Ивану Андреевичу?
Общественности и руководству было очень обидно, что их обошли вниманием. Они тоже могли создать условия для талантливого мальчика! А университет в Городе ничуть не хуже московского. А так получается, что об их трудах на ниве просвещения никто и не узнает!
