Лестницы не было. Вниз, вероятно, до уровня земли, и вверх, до потолка шестого этажа, уходила шахта.
В воздухе кружила пыль.
Так. Каждый этаж превышает в высоту три метра. Я на пятом. Следовательно, подо мной метров тринадцать-четырнадцать.
Первое, что пришло в голову, — срочно раздобыть или сделать веревку. Нет, лучше четыре коротких и преодолевать по этажу.
Я стал на колени, посветил вниз. Отвесная стена, узкий обломок плиты, на котором можно устоять с большим трудом. Допустим, я привяжу веревку и смогу спуститься на четвертый этаж. Ну, а дальше?
Ладно, там видно будет.
Я вскочил на ноги и забегал по комнатам в поисках вещей, способных заменить веревку.
Покрывало, шелковая простынь, полотенца, какие-то брезентовые ленты в шкафу… Я начал связывать их вместе.
Как же делается морской узел? Один конец сюда, другой — туда… Нет, как я ни старался, все время выходил дамский.
Я работал непрофессионально. Руки дрожали. Узлы получались ненадежные.
Шелк скользил, и мне пришлось пойти на поиски еще одного покрывала.
Заскочил в залу. Взгляд случайно упал на часы.
Боже! Без трех минут пять!
Я распахнул дверь, выбежал на балкон.
— Мира! Шишига! Где вы?!
Никто не откликнулся.
Может, они обошли с заднего двора и ожидают там?
Я кинулся на кухню, открыл форточку, влез на подоконник и, высунувшись по пояс, заорал опять.
Зов пролетел над крышами домов, контуры которых начинали проявляться в сумраке предутреннего неба.
Зов рассыпался на звуки и потонул в тишине.
Ничто в мире не шевельнулось, нигде не вспыхнуло оконце, не отозвалась лаем уличная собака, не вспорхнули птицы.
— Вернитесь! — не унимался я. — Помогите мне спуститься на землю!
Это было так дико: вопить из окна пятого этажа разрушенного дома, стоящего среди города, погребенного под прахом из стен и человеческих тел.
И вдруг я почувствовал, что утрачиваю над собой контроль.
Дыхание перехватило, затем сам собой произошел судорожный вдох, и из груди вырвался нечленораздельный крик.
В глазах потемнело…
…Прихожу в себя в комнате, напоминающей спальню. Через закрытую штору пробивается свет. Я полусижу, полулежу на полу, опершись о кресло. Меня трясет от холода. Голова раскалывается от боли. Мучит жажда.
Тру виски. Сначала вспоминается кафе, нетронутое ризотто, драка, знакомство с Мирой. Затем — Федор, ночной мальчик и сторож Егорыч. Наконец, в памяти возникает рассыпающаяся лестница.
Превозмогая боль, вожу глазами вокруг. Рядом валяется пустая бутылка — та самая, при помощи которой я пытался привести Федора в чувства. На стене — разбитое зеркало. Под ним сломанный столик. Картина на полу. Часов нет.
