Я твой бессменный арестант | страница 67



За войну Клавдия Степановна надолбалась ломом, намахалась киркой и лопатой. Гонялась на окопы, разбирала завалы разбомбленных домов, свой малюсенький огородишко вскапывала здесь, во дворе, выковыривая булыжники. На такую дверь плечом приналечь, она распахнется как игрушечная. Штамп внушал неодолимый страх. Штамп не замок, его не сорвешь, не сломаешь. Этой полоски приклеенной бумажки с круглым, бледносиреневым оттиском женщина панически боялась.

— Потерпим еще часок, — удрученно уговаривала она не то себя, не то Толика, и с волнением добавила: — Не явятся, будем сами выкручиваться.

Прошел не один час, прежде чем она решилась действовать.

Дети канючили в два голоса. Наползающая за окнами темень подгоняла Клавдию Степановну. Оставлять их одних в квартире еще на ночь нельзя. Если случится несчастье, она никогда себе этого не простит. С ненавистью глянула женщина на печать и поняла, что не отступит. Зачем тянуть?

— Толь, ты чем громыхал, когда я впервой подошла?

— Молотком, — оживился изнемогающий мальчик.

— Топор у вас где, знаешь?

— Ага …

— Тащи его … Принес? Руби филенку внизу … Так, сильнее … Потрескивает, чуешь?

Толик чуял одно: его немощные потуги ничтожны, топор отскакивает от доски как от камня.

— Отойди-кось. Пособлю чуток.

Сильный удар потряс дверь. Сперва треснула одна дощечка, потом соседняя, и не успел Толик опомниться, как вместо филенки зияло квадратное отверстие. Все произошло так быстро и просто, что Толику с трудом верилось в долгожданное спасение.

Женщина грузно присела, и они оказались носом к носу. Суровым, дрожащим от напряжения и страха голосом она шепнула в самое ухо мальчику:

— Скажешь, что сам порубал! Что пособляла, молчи! Я ж чуток приложилась… Тебе ничего не будет, ты маленький.

— Ладно, — обрадованно бормотал заплаканный Толик, высовывая наружу нос и глубоко, всей грудью вдыхая сыроватую прохладу.

— Тащи Юльку.

Часа через два, накормленные и притихшие, они покинули квартиру соседки. В полусотне шагов от милиции, в темной подворотне Клавдия Степановна бережно передала Толику укутанную, сопящую девочку.

— Смотри, проговоришься, будет у меня беда.

— Не проговорюсь! Я сам дверь рубал.

— Умница! Иди, дорогой, иди! Не бойся. Я здесь погуляю. Зови, если что.

11

Пирамида

Если бы обдирали одного меня, не выдержал бы и двух дней. Ревел бы, скандалил, бросился бы жаловаться, — никакие угрозы не остановили бы. В стаде чего не вытерпишь, к чему не приноровишься. Стадо само себе закон и судья.