— «Железный поток», — медленно разобрал я.
— Третий раз мусолю. Дать почитать?
— Не, — сомнительно покачал я головой, глянув на мелкий шрифт. — Не осилить.
— Здесь мало книг, всего пара полок. У нас дома стеллажей было … И в коридоре, и в комнатах.
— Ты давно в приемнике?
— С прошлого года. Путевки в детдома приходят редко, и то сперва старших усылают. Нам здесь припухать долго.
— Мы в школу пойдем или прямо здесь будем учиться? — вступил в разговор Толик.
— В приемниках не учат, только в детдомах учат … Толик, ты в школу ходил?
— Да, год. Но читаю плохо. Снова пойду в первый класс.
— Зачем же в первый?
— Только в первом читать учат. И уроков задают мало.
— Я в четвертый пойду, — сказал Царь.
— И зря, — заключил Толик. — Будешь уроки зубрить весь день. Поиграть некогда. Учиться, так снова в первом.
Оторвались первые сутки приемнитской жизни. Сколько их скопилось там, в неоглядной дали?
Закрутилась толчея дней, затренькала возжеланными звонками на завтрак, обед и ужин. Я часто заглядывал к малышам. Брат и сестра незаметно приспосабливались к новой обстановке, свыкались с незнакомыми лицами, играли и пели, как в прежнюю детсадовскую пору.
Мы не говорили ни о маме, ни о детдоме, приняв случившееся как принимали до сих пор все: кротко, без капризов.
Довольный тем, что опекать брата и сестру не нужно, ненадолго забывал о своих бедах и я. До первого наскока или окрика. А они сыпались непрестанно. «Жидик, Жиденок, Абхгаша, Фитиль…», — то и дело бросал кто-нибудь мне в лицо оскорбительно и угрожающе. Агрессивность и неприязнь нарастали. В разновозрастной, пестрой мешанине мальчишек только мне не находилось места. А возможно, это только казалось.
Я оживал лишь тогда, когда выпадал из поля зрения старших ребят. Я торопил дни: со временем приемлемый закуток должен был отыскаться и для меня, чуждого всем пацаненка с одиозным именем и выразительным ликом. Или, быть может, за стенами ДПР воспрянут от спячки и пришлют путевки в детдом.
Чем дальше в прошлое уносило жизнь с мамой, тем сладостнее были воспоминания. Дома я просыпался радостным, на сердце было легко, предстоящий день выманивал из постели.
— Куда тебя несет спозаранку? — ворчала мама. — Будто во дворе медом намазано.
— Ага, намазано, — отвечал я, и — только меня и видели! Жаль было терять время даже на завтрак.
В приемнике мы увязли в замкнутом, ограниченном пространстве. Нечем было заняться, не на что потратить день. Оставалось одно: потеряться в толпе и впитывать в себя малейшие изменения настроя сильных.
