- Лиф? – спросила я, он подошел и сел на другой край кровати.
Мы медленно зашивали рану отца.
Нанеся на его ногу мазь, я подняла голову и поймала взгляд папы.
- Как ты себя чувствуешь? – спросила я.
- Как будто я упал на вилы, но меня зашила дочь. И, похоже, я немного пьян, - его язык едва заметно заплетался.
- Ничего необычного? – сказала я, и он сонно улыбнулся.
Я встала, поцеловала его в лоб, и он поймал мою руку.
- Ты молодец, - сказал он. – Я тобой так горжусь.
Но я себя такой не чувствовала, слова Лифа все еще звенели в ушах.
* * *
Следующим утром казалось, что папе лучше. Он сидел на кровати, жаловался на все, а я проверила рану и нанесла еще мази. Я оставила его маме, а сама неохотно принялась помогать Лифу с работой. Одна из коров ударила меня, и хотя остался лишь синяк, я дулась весь день. Мы с Лифом ели раздельно, злясь друг на друга, потому что он заявил, что ужин делать должна я, но я отказалась.
- Но это твоя работа.
- Потому что я девочка?
- Да.
Я уставилась на него.
- Лучше бы тебя папа не слышал.
- Я не видел, чтобы он готовил, а ты? Это работа мамы.
- Но сегодня я была фермером, а это мужская работа. Так что сегодня я – мужчина. И я не буду ничего тебе готовить.
- Хорошо. Не готовь. Мне хватит хлеба с водой.
- Вот и подавись им, - прошипела я и оставила его. Обычно мы с ним ладили, если не считать обычные споры брата и сестры, но из-за раны отца и тяжелого дня работы мы были раздражены, и никто не хотел поддаваться.
Мы не разговаривали четыре дня, каждый из которых казался неделей, мы работали бок о бок, доя коров, дважды в день, убирали за ними, выводили их в поля и носили молоко на молочную ферму. Я отомстила немного, сделав Лифа дояркой, пока мама оставалась с папой, но это не радовало. Я проверяла рану папы дважды в день, и она неплохо заживала. Он жаловался на онемение ноги, но это не удивляло, и мама вызвалась делать ему массажи.
На шестую ночь после случившегося я не могла уснуть, хоть и сильно устала. Я ворочалась, была очень жаркая летняя ночь. Я лежала поверх простыни, подражая звезде, стараясь охладиться, когда дверь открылась.
- Эррин, что-то не так, - тихо сказала мама в темноте.
Я вошла в комнату и зажала рот, пахло плохо, кисло из-за болезни. Я коснулась лба отца, и он был горячим. Он тихо стонал во сне, кожа казалась восковой в тусклом свете, мокрой от пота, который не был связан с летней жарой. Вдруг он задрожал, его плечи дергались, и мама побежала к нему, пытаясь удержать его на месте.
