Израненный | страница 127



Мэддокс убирает руки от моего лица и поднимает мои ноги повыше, пока я цепляюсь за него, царапая ногтями его спину. Он вонзается глубже, поражая пучок тёмного удовольствия снова, снова и снова, пока я кричу и кричу, словно смерть пришла по мою душу. Поток чистейшего упоения разрывает меня на части. Я разлетаюсь на куски. Разумом, сердцем и душой. Всё, из чего я состою, разлетается на яркие кусочки от силы моего освобождения.

Чувствую, как Мэддокс содрогается, и когда он, опустив голову в изгиб моей шеи, продолжает с силой глубоко вколачивается в меня, я ощущаю, как он наполняет меня. Даже сквозь тонкую преграду презерватива я ощущаю горячие струи его освобождения. Его длина, словно сердцебиение, пульсирует в моей киске. Извиваясь под ним, я жадно сжимаю стенки вокруг его члена. С хриплым, животным рыком он кусает меня за плечо, сильно впиваясь зубами в кожу, а затем успокаивает её своим языком.

Рот Мэддокса находит мой, и так же, как его зубы заклеймили меня, его губы и язык делают то же самое с моим ртом.


Глава 22

Мэддокс


Я в полной жопе.

Я сижу на кровати, поставив стопы на пол, ноги немного расставлены. Чуть согнувшись, упираюсь локтями в колени, поддерживая руками свой вес. Поворачиваю голову вправо и нахожу Эйли, мирно спящую в моей постели. Я мог бы солгать и сказать, что её вид в моей кровати в данный момент не пробуждает в моей груди какой-то основной, первобытный инстинкт, вызывая удовлетворение. Но какого чёрта врать сейчас?

Эта девушка забралась мне под кожу. Постепенно проникла сквозь слои мышц и растворилась в моей крови. Пробралась в сердце, существование которого я не хотел признавать. И как бы сильно я не боролся с этим, — зубами и чёртовыми ногтями, стараясь прогнать её прочь, — она разрушила мои стены. Я чувствую, насколько уязвим прямо сейчас. Сжимаю и разжимаю кулаки, ненавидя нахлынувшие эмоции. Но не обращаю на это внимания. Я не могу думать ни о чём другом, потому что она стала моей главной мыслью.

Она стала той, в ком я нуждаюсь, и я понял, что в ту самую минуту, когда ты начинаешь нуждаться в ком-то, игра окончена.

Теперь ты живёшь ради них. Твоё сердце из плоти и крови разгуливает где-то там, выставленное на показ всем и каждому, и нет нахрен ничего, что ты можешь поделать с этим. Я смотрю на неё сверху. Она — моя, и лежит, блядь, здесь в моей постели. Такая чертовски сладкая, такая умиротворённая и ангельская. Я почти ощущаю себя демоном, вторгающимся в её момент спокойствия.