— Мэддокс… — слово «стоп» застревает у меня горле при ощущении его мягких, тёплых губ, скользящих вдоль моих ягодиц. Его пальцы скользят по моим дрожащим бёдрам и забираются под полоску хлопковых трусиков. Чувствую его горячее дыхание на своих ягодицах, когда он томно стягивает трусики вниз по моим ногам, и они падают поверх моей юбки, которая лежит лужицей у моих ног на полу, покрытом ковром.
В панике я наклоняю голову влево, а затем смотрю вправо на открытый проход. Внезапная мысль о том, что кто-то может зайти сюда в любой момент и обнаружить меня со спущенной юбкой, — в то время, как моя нижняя часть полностью выставлена напоказ, — и Мэддокса на коленях позади меня, порождает дрожь, проносящуюся вниз по моему позвоночнику, и я издаю тихий стон.
«Господи, что со мной происходит? Хочу ли я чтобы нас на самом деле кто-то увидел?»
Да.
Ответ зловещим перешёптыванием проносится в моём сознании. Эта пульсация, словно ласка, пронзает каждую часть моего тела.
Это возмутительно.
Грешно.
Неправильно.
Ведь неправильное не должно ощущаться так хорошо? Так удивительно хорошо? Если это грех, то я с удовольствием буду гореть в аду только ради ударов его языком по моему самому интимному месту. Ради него я готова гореть вечно. Я хочу его прикосновений. Я принимаю это, жажду этого.
Всё моё самообладание уходит на борьбу с импульсом не оглянуться назад. Но я нуждаюсь в этом. Я должна видеть, что он делает.
— Мэддокс… кончит… кончится тем, что кто-то придёт.
Я смотрю через плечо вниз и нахожу, что его взгляд прикован ко мне, дьявольская ухмылка растягивает уголки порочного рта, в то время как в дымчато-серых глазах блестит чистое озорство.
— Да, ты кончишь, — бубнит он, — Я прослежу, чтобы это произошло, — от обещания в его голосе я таю.
Моё дыхание танцует чечётку в моих лёгких, выходя горячими и быстрыми вдохами на книги передо мной, когда я ощущаю внушительно толстый палец, проникающий в мою скользкую плоть.
Мэддокс издаёт гортанный звук, и он настолько первобытный, настолько звериный, что всё женское во мне отвечает на это: моя сердцевина рефлекторно пульсирует, грудь набухает, а соски твердеют в лифчике, требуя тёплой помощи его рта.
— Чёрт, Эйли, — говорит он хрипло. — Ты такая чертовски мокрая, малышка, — он скользит пальцем вверх, а затем вниз, и вверх, и вниз, играя в моей влажности. — Выгни спину и толкни свою попку немного на меня, — он вкрадчиво даёт наставления, мастерски дёргая меня за ниточки. Слегка опираясь на книжную полку, я выгибаю спину и толкаю бёдра назад ради полного удовольствия.
