— Что за хрень ты мне тут сейчас наговорила? — кричать он не собирался, но все же, делал это. — Пылинки с нее сдуваешь, переживаешь, как бы не навредить, боишься самого себя, а она в ответ: «Я к тебе так и этак, ты меня отшил, теперь иди в задницу со своими чувствами, я же такая гордая», — играным фальцетом проверещал Джимм. — Долбаная, факовая чушь! Нихрена ты не знаешь, госпожа Ходящая! Рандеву? Что за…? Почему у вас, людей, все сводится к этому?! Ты даже не представляешь, что творится в голове у парня, это было нужно ему, а не мне. Иначе сейчас к одному психованному вампиру прибавился бы еще и психованный подросток с комплексом неполноценности! Он в полной безопасности, я могу за этим проследить, так что не надо тут мне гребаных догадок, — в краткий миг он преодолел расстояние, разделявшее их, и грозно возвысился над девушкой, преграждая ей путь. — Что ты ожидала услышать от меня? Ангельское сюси-пуси пение? Ну, уж прости, я не умею говорить, как в этих дешевых романах, а делаю это как могу, политик из меня всегда был хреновый, — вампир прищурился и перешел на те самые злые и низкие ноты. — И да, я шарахаюсь от тебя потому, что каждый раз хочу твоей крови. Как же тебе объяснить? Это все равно, что тебя неделю морили голодом, а потом поднесли под самый нос сочную индейку — так и тянет вонзиться зубами, — он спокойно выдохнул и вновь прикинулся нормальным. — Ладно, если так надо, я завтра же займусь вопросом твоей транспортировки. Уверен, кое-кто из Нового Орлеана мне поможет. Смотрю, всем от этого будет только легче, — натянуто улыбнулся Бротт. — Не смею больше задерживать, — музыкант отошел в сторону и просто перескочил те пару ступеней, на которые Саманта успела забраться, пока ее не настиг крик этернеля. — Мелкая обидчивая идиотка. Особо гордая, — говорил сам с собой мужчина, пока быстрым шагом пересекал холл, впрочем, совсем не переживая, что она услышит это.
*****
Дверь в подвал громко захлопнулась за ним. Не обращая внимания на другие предметы, он решительно двинулся к старому, с потрескавшейся лакировкой, шкафу, где хранил выпивку. В основном у него здесь было виски, которое надлежало держать строго в вертикальном положении, чтобы напиток не перенял запах пробки. Открыв дверцу, он постоял и подумал.
— Dalmore 50, — буркнул Бротт и потянулся к дорогой бутылке.
Что для этернеля значит вхлестать одиннадцать тысяч долларов? Ничего. Капиталы у более-менее вставших на ноги даже не вздрогнут от такой суммы. Тем более он любил это виски, считая, что его заслуженно называют самым вкусным в мире. Не то, что то пойло, которое он пил, будучи еще бедным американским музыкантом.
