Лиза говорила просительным голосом что-то свое, бабье и жалкое, а он сидел рядом, отрешенный от всего на свете, и думал о том, что захватывало его с каждой истекающей минутой все сильней и сильней. Да, хорошо было бы сейчас тяпнуть кружку «жигулевского». Эх, если б Лиза была баба как баба, так уж могла бы озаботиться — припасти в холодильнике хоть полдюжины бутылок. Полтора рубля на пачку заграничного курева не пожалела, а ведь это все равно что выкинула — на те же деньги хватило бы и пачку «Примы» взять, и пару пива. А добавь рубль? Вот оно уже и на бормотуху потянуло! Курить-то, в сущности, все равно что, а расход какой вышел неделовой. Эх, как бы сейчас оно выстоялось, выледенело в холодильнике! Как впору бы пришлось! Да разве дождешься умного дела от этого куриного племени? Не пей, не пей! В парк не ходи! Да разве пошел бы он в парк, жди его в холодильнике хоть полдюжина пива? Да он и думать не стал бы ни о каких походах, не то что ходить!
Семен нетерпеливо заерзал. Ему казалось, что никогда в жизни он так не хотел выпить эту несуществующую кружку пива, как сейчас.
Эх, Лизка, Лизка! Простое, видишь ли, дело, а и того ей толком не сотворить. А самому достать бутылек уже негде, время позднее, да и денег нет. И так жизни никакой, а тут своя законная баба даже не в пузыре — какой там пузырь? — в кружке пива мужу отказывает!
Он был вне себя от ярости. Намазалась, наштукатурилась, стерва холеная. А для кого, спрашивается? Хахаля ждала, не иначе! Для мужей так не штукатурятся, уж Углов-то знает. Ишь ты, разговорилась: ты покушай, ты полечись, — сразу видно, что перепугалась до смерти!
Тут Семена бросило в жар. Ему сразу стали ясны ее хитрые пустые разговоры. А он-то, дурак, раскис, развесил уши. То-то она сразу кинулась к нему, едва он переступил порог, и поволокла прямиком в ванную.
Ох! Семен даже вздрогнул от нечаянной, все высветившей разгадки. А туалет-то?! Ведь он проскочил мимо туалета следом за Лизой и даже краем глаза не заглянул внутрь. А в нем и было все дело, там внутри и пряталась отгадка сегодняшних небывалых, страшно подозрительных ходов. Семен мог собственной кровью, землей, хлебом поклясться, что в туалете прятался от него чужой мужчина!
Углову вдруг смутно припомнились какие-то неясные шорохи, доносившиеся из туалета. А ведь Семен по приходе не обратил на них никакого внимания, спроста обманутый хитрой, развратной женщиной!
Точно, так оно и было! Вот тебе и расхлюпался! А тут все было гораздо проще, гораздо понятней.
