- Это еще что такое?
- Как что? - говорю я. - Ты только посмотри, какая прелесть!
Животных Александр Иванович очень любил, и они отвечали ему взаимностью. Так и в этот раз совсем еще глупый и беспомощный щенок с первой же минуты и на всю жизнь определил для себя "кто есть кто". И больше никогда не отходил от своего любимого хозяина.
В сопроводительной записке ленинградцы умоляли нас не дать щенку красе и гордости своей породы - какого-нибудь банального имени.
- Лучше бы они вместо просьбы само имя прислали! - воскликнула после целого вечера мучительных и безуспешных поисков клички Светлана.
На следующий день я отправила детей в охотничий клуб. Оттуда они принесли длиннющий перечень собачьих имен. Кого тут только не было! Гобои и Тромбоны, Лорды и Леди, Никки и Чарли... Словом, нам не подходило, Тогда мы обратились к художественной литературе. У Толстого - гончие: Ругай, Карай и прочие, у Чехова - Каштанка, у Тургенева - Муму, у Куприна в "Гамбринусе"... Принялись за зарубежных классиков. В книге Сеттона Томпсона нашли чудный рассказ о щенке по кличке Чинк и уже совсем решились назвать так своего друга человека, как раздался глас нашего папеньки:
- Отставить и, как говорят в Одессе, слушать сюда!
Мы с ребятами бежим к нему. За нами ковыляет на дрожащих лапах все еще безымянный щенок.
- Говори же быстрее, что ты придумал?
- Помните Чингачгука у Фенимора Купера?
- Конечно.
- Как звали его сына - гордость и надежду могикан?
- Ункас!
- Правильно. Вот и будет наш ушастик вождем рыжих сеттеров.
Действительно, потомство Ункаса со временем стало довольно многочисленным: 86 детей, а внуков - не сосчитать!
Как же этот пес любил Александра Ивановича! Конечно, он жаловал своим вниманием всех членов семьи, но по-настоящему признавал только своего дорогого хозяина и был предан ему беззаветно.
В шутку я не раз говорила Александру Ивановичу, что по Ункасу мы могли безошибочно выбирать себе друзей. Он удивительно верно разбирался в людях. Иным оказывал высший знак внимания - клал голову на колени пришедшего. На других лишь взглянув, со вздохом отходил в сторону и ни за что не приближался, как бы его не звали. За все двенадцать лет, что он прожил с нами, он не допустил ни одной бестактности.
Если я принималась за уборку квартиры, Ункас без единого напоминания находил себе такое место, где явно не мешал мне. И сколько бы времени ни продолжалась уборка, терпеливо дожидался ее конца. Любил наблюдать, когда мы собирались в гости. Ложился на пол и внимательно смотрел за нами. Если надевали то, что он уже видел, - продолжал лежать. Но стоило появиться в какой-то обнове, он тут же подходил, тщательно ее оглядывал, обнюхивал и, если вещь ему нравилась, одобрительно лизнув ее, смотрел в глаза: мол, хорошо, все нормально.
