– Кем бы мы все были без такого вот сундука? – частенько говаривал Болтан. – Как бы догадались, от кого происходим, что было до нас и кем были наши седые предки?” Говоря так, он с нежностью поглаживал бока сундука, подобно тому, как хозяин гладит своего верного пса. От частых поглаживаний поверхность сундука блестела, как отшлифованная.
Если вспомнить, какой кавардак царил в доме, то неудивительно, что блестящий, добротно сработанный сундук с первого же дня стал привлекать внимание Смока.
Однажды, вернувшись домой из очередной экспедиции, посвященной поискам правды, Болтан как оглушенный застыл на пороге. Его приемный сын, крестом сложив руки на груди, стоял на сундуке и правой ногой конвульсивно отбивал по его крышке сухую раскатистую дробь. Казалось, Смок к чему-то прислушивается, ибо на лице его лежала тень той особенной отчужденности, какая бывает свойственна хламам, слушающим симфоническую музыку. Черные очки Смока вдохновенно блестели, а губы шевелились, как если бы что-то великое, ища выхода, созревало в нем. И вдруг – вот оно! “Смирно! Кругом! В две шеренги становись!” – невыносимым для уха металлическим дискантом заверещал он.
Болтана от неожиданности передернуло, и руки его невольно вытянулись по, швам. Все его существо заполнилось неодолимым желанием выкрикнуть раболепное “Есть!” Краска залила его лицо, и борец за справедливость, как ошпаренный, выскочил из своего собственного дома.
* * *
В эту ночь Болтан Самосуй так и не вернулся домой. Как пьяный, бродил он по улицам местечка, залитым призрачным светом фонарей. В конце концов, обессиленный и опустошенный, он свалился на влажную с болотным запахом травянистую кочку. Как нарочно, Болтан угодил на то самое место, где совсем еще недавно он снимал тину с неподвижного маленького человечка в черных очках, которого он собирался сделать своим наследником, кому мог бы передать свой заветный сундук.
И привиделось Болтану Самосую, что несет он на руках своего приемного сына, несет назад к Пруду. По его щекам катятся слезы, но он не может остановиться, боится не успеть, ибо Смок растет прямо у него на руках и делается все тяжелее и тяжелее. А вот наконец и Пруд. Под прозрачной толщей неподвижной воды Болтан видит расплывчатые мясистые контуры огромной жабы, видит ее выпуклые глазищи, полыхающие красным огнем. А на ее спине сидит кто-то еще, сидит и яростно хлещет безобразную жабу металлическим предметом. “Да это же веник! – осеняет Болтана. – Дедушка!” Он пытается оторвать от себя вцепившегося в него Смока, но не может этого сделать. “Не бросай меня, папа”, – жалобно хрипит Смок и внезапно железные пальцы хватают его за горло. Черные очки спадают со Смокова лица, и Болтан видит вместо глаз узкие сверкающие прорези. Они вплотную приближаются к лицу Болтана, ослепляют его и все рассыпается на мириады яростных осколков…
