Элита, блин, извините за вульгаризм. Глянцевая обложка, сливки общества.
Держаться бы от них подальше, но сходятся сцена и зал, мешаются, проникают взаимно, не разделить, и из всей этой перепутанности резко, жёстко обозначается фигура Мольера.
Здесь – сущность, сердцевина спектакля. И не только потому, понятное дело, что Мольер – главный герой. А потому прежде всего, что режиссёр Борис Морозов и артист Андрей Егоров, минуя привычное, известное, прорываются в иные, малоосвоенные смысловые пласты булгаковской пьесы.
Ну да, художник и власть, противостояния, единоборства, сколько об этом написано и ещё будет написано. Но в таком вот противостоянии, единоборстве, существует, живёт, дышит личность художника, судьба художника, и его взаимоотношения с судьбой могут оказаться не менее захватывающими, чем взаимоотношения с властью. Вобрать их в себя, указав место в системе миропорядка.
«…Унижался… Ненавижу королевскую тиранию!» У Егорова в этом монологе не признание поражения, и не только горечь об утраченном, но – озарение, открытие: можно иначе. Не обивать пороги, не лизать сапоги, не ползать на коленях.
Слышите – можно!
Тут и Воланд приходит на ум: «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас». Дальше, правда: «Сами предложат и сами всё дадут!»
И сатане, оказывается, бывают свойственны идеалистические иллюзии, – сути дела, впрочем, это не меняет.
Мольер на сцене Театра Армии вступает в диалог с судьбой, стремясь к тому же быть на равных. И когда это видишь, слышишь – пробуждаются свои образы, свой опыт, своя память.
Тот же Ефремов, даже чувствуя, как непоправимо убывают силы, органически не мог оказаться униженным, отступившим от себя, это было вне пределов его душевной структуры.
Иные варианты, конечно, тоже перед глазами во множестве. Поскольку судьбу всё равно не переиграешь, не лучше ли попробовать с ней в поддавки и что-то при этом выгадать, ещё и изощряясь в способе получения выгоды: хорошо бы, чтоб выглядело прилично, а впрочем...
(Вот только предфинальные минуты спектакля. Много суеты, и реплик из мольеровской пьесы не слышно, а ведь Булгаков включил в финал «Кабалы святош» отрывок из «Мнимого больного», надо полагать, неслучайно.)
Да, судьбу не переиграешь. Но принять её с достоинством доступно каждому. По крайней мере, попытаться – принять с достоинством.
Мольеру. Булгакову. Морозову. Мне. Вам.
Была бы потребность.
